Затерянный мир

Тут Имедоева Ильичева сожительница подошла, с дочерью своей от первого брака Джамилей. Та с ходу Ильичу на коленки прыг, тот аж захрустел вместе с креслом, здоровая же кобыла! Якорь за сердце схватился: «Уберите ее!» – кричит, а Имедоева старшая ручки на животике сложила и отвечает степенно:

– Джамиля доченька, слезь с дяденьки, а то креслице сломается и другой дяденька обидится. А нашему дяденьке, пора бы и домой идти, да и работу себе подыскать тоже не помешало. Бы!

Заржали все, а Одноглазый говорит:

– Давай Ильич, забирай своих квочек татарских, и вали отсюда! Время вышло, а ты Вовка за девку отдельную плату бери, нечего ей забесплатно сидеть!

– А она не в кресле сидела,– отвечает Имедоева старшая спокойно, а у дяди на коленках, а это детские места считаются!

– У нее уже детских мест не осталось! – орет Одноглазый, и хохочет до слез,– у ней одна сиська, как моих десять весит! Нашла ребенка!

Джамиля в слезы, нервная такая, а Имедоева степенно ее так за руку с коленок Ильичевых стягивает и говорит:

– Пойдем отсюда доченька, дядя Одноглазый, а еще слово скажет, так совсем слепенький станет! – и мстительно так Одноглазого носком туфли по щиколотке, как звезданет! И ушли татарки под одобрительный шепот жильцов. А Одноглазый злобу затаил, но это уже другая история будет.

Тут карлик к креслу подскочил, тоже, подлец, захотел жопаньку свою потешить. Уселся в наглую, карандашик в рот бородатый засунул, типа, смотрите люди – Сталин трубку курит! И понес чушь всякую:

– Здраствуйтэ товарищи! Гаварыт саветское информбюро! Пэрэдаем пэсни народов Сэвэра! Па заявкэ таварыща Сяна из Армэнии! – ну всякое такое прочее. И тут он вдруг глаза выпучил и дуростями своими поперхнулся. И куда-то вдаль взглядом вперился.

Все оглядываться стали и тоже обомлели, потому что в лучах заходящего солнца, со стороны пустыря к креслу уверенной походкой приближался усатый мужчина в фуражке и френче военного образца без знаков различий. В одной полусогнутой руке он держал дымящуюся трубку, а вторую держал за спиной. Шел он медленно и уверенно, и по мере его приближения стихли шутки и смех стих. И только дед Шенделяпин вдруг перекрестился и рухнул на колени6

– Отец родной, пощади!

– Смирно! – тут же заорал Абазар и вытянувшись отдал честь, приложив руку к кепке, а колбасу спрятав под мышку.

Якорь озадаченно рассматривал приближающегося человека и подумывал, о том, как бы исчезнуть незаметно, однако, как только он сделал шажок в сторону, паскудник Пицык из 16-й квартиры ткнул пальцем ему в спину и запищал:

– Это он, он!

Сталин медленно подошел к Якорю и негромко спросил:

– Фамилия?

– Якорь! – подсказал Пицык, протирая рукавом освободившееся кресло,– вот-с присаживайтесь, Иосиф Виссарионович, как новое!

– Спэкулянт? – поинтересовался вождь народов.

– Так точно! Барыга! – отрапортовал Пицык, грозя Якорю свободной рукой. Вокруг все как воды во рты понабирали.

Сталин уселся в кресло и обратился к народу:

– Товарищи, я прэдлагаю расстрэлять гражданина Якоря! А дэньги отправить голодающим дэтям!

– Урра! – заорали жильцы и стали аплодировать.

– Спасибо товарищу Сталину за нашу счастливую юность! – крикнул Пицык.

– Пожалуйста! – пожал плечами вождь и вытащив из кармана Якоря пачку червонцев аккуратно переложил их в карман френча. После усмехнулся в усы и пошел в ту же сторону откуда и появился. На пустырь.

И тут что-то в его походке, Якорю не понравилось. А не понравились лаковые запыленные туфли. И тогда с криком:

– Сапоги! Сталин в сапогах ходил! – он на глазах удивленных жильцов бросился за вождем. Догнав его, он грубо развернул «лучшего друга советских физкультурников» к себе и вцепился тому в усы. Усы отделились от лица, и на Якоря из-под густых черных бровей строго взглянуло лицо экс-депутата Ярослава Ивановича Пасенкова.

– Но помни! – сказал «вождь»,– жить стало лучше, жить стало веселей!

Он ловко вывернулся из Володиных объятий, сделал Якорю подсечку и бросился бежать через пустырь. Якорь поднялся и бросился следом. А карлик вскочил в кресло с ногами, засвистел и заорал, размахивая румынской своею кепкой:

– Гоняй, гоняй на аппетит!

ПОДСАДКА

Работал Шульц подсадкой. В цирке, не на заводе, на заводе пусть дураки работают, а Шульц вам не дурак, он актер, в душе. В массовых сценах тоже любил сниматься, если удавалось к киношникам пристать. Так что на жизнь худо-бедно хватало, на хлеб, да на чай. На лекарства не оставалось, правда, потому и говорили на Шульца соседи: «Псих ненормальный!» А что психи нормальные бывают? Нет. То-то.