Затерянный мир (сборник)

Мы подошли к окнам и принялись рассматривать открывающийся из него прекрасный вид. А он того стоил. Плавно вьющаяся дорога привела нас на значительную высоту, как мы впоследствии узнали, находились мы на высоте около двух тысяч метров. Дом Челленджера стоял на самом краю утеса. К югу от него, как раз напротив окна, расстилались необозримые живописные долины. Они шли до самого горизонта, где смыкались с холмами Южной Англии. Чуть ближе мы видели легкую туманную дымку над Льюисом, а совсем рядом, почти под окнами дома, простиралась поросшая вереском волнистая равнина. Пересекавшие ее длинные, ярко-зеленые пятна полей для гольфа были усеяны разноцветными фигурками игроками. Немного южнее проходила центральная железная дорога от Лондона до Брайтона, небольшая часть ее мы видели сквозь редкие деревья. А прямо под носом у нас располагался небольшой огороженный двор, где стояла машина, на которой мы и приехали со станции.

Услышав голос профессора Челленджера, мы обернулись. Он уже закончил читать телеграммы и разложил их на столе небольшими стопками. Его широкое морщинистое лицо, по крайней мере, та часть его, которая не скрывалась за окладистой бородой, было по-прежнему красным. Казалось, что профессор находится в состоянии крайнего возбуждения.

— Итак, джентльмены, — заговорил он голосом, каким обычно обращался к аудитории в зале, — мы снова собрались с вами. Наша встреча происходит при необычных, я бы сказал, при чрезвычайных обстоятельствах. Ответьте пожалуйста, не заметили ли вы во время своего путешествия сюда чего-нибудь необычного?

— Единственно, чего мне стоило бы отметить, — с ехидной усмешкой заговорил Саммерли, — так это совершенно невыносимое поведение нашего молодого друга. Я вынужден констатировать тот печальный факт, что манеры его нисколько не улучшились. Это очень прискорбно, но он просто невыносим. Собственно говоря, мне и сама поездка-то запомнилась только из-за его отвратительного поведения.

— Ну, что вы, друг мой. Не судите его так строго. Все мы порой впадаем в меланхолию. Для его беспардонного поведения есть смягчающие обстоятельства. Молодой человек просто утомился, он битых полчаса рассказывал мне о футболе, из чего я понял, что он — заядлый болельщик и поэтому достоин снисхождения.

— Какой болельщик?! Какой футбол?! — возмущенно закричал я. — Да это вы битых полчаса рассказывали мне какую-то глупую историю о буйволе. Профессор Саммерли может подтвердить мои слова.

— Не знаю, кто из вас утомил меня больше, только заявляю вам прямо, Челленджер, я не желаю ничего слышать ни о футболе, ни о буйволах.

— Но я же и не пытался говорить о футболе, — оправдывался я.

Лорд Джон присвистнул, покрутил пальцами в воздухе, профессор Саммерли ухмыльнулся и понимающе кивнул.

— И причем в такую рань, — проскрипел он. — И когда он только успел. Правда, я ничего не видел, я сидел, задумавшись…

— Ничего себе! — воскликнул лорд Джон. — Представляете, это он так думает. Сделал из вагона мюзик-холл, кукарекал и пищал на все лады. Это я подумал, что еду рядом с граммофоном.

Профессор Саммерли протестующе поднял руки.

— Перестаньте, лорд Джон. Я знаю, что вы большой любитель пошутить, — произнес он с кислым выражением лица.

— Черт подери, да это просто сумасшествие какое-то, — воскликнул лорд Джон. — Каждый из нас помнит, что делали другие, но не помнит, что делал сам. Тогда давайте вспоминать все с самого начала. Мы вошли в поезд, в вагон первого класса для курящих. Правильно? — спросил лорд Джон и, не дождавшись ответа, продолжал рассуждать:

— Мы сели и сразу же заспорили о письме профессора Челленджера в «Таймсе».

— Вот как? — пророкотал профессор Челленджер. Я посмотрел на него и с удивлением заметил, что веки его смыкаются. Казалось, профессор засыпал.

— Вы, профессор Саммерли, сказали, что в письме нашего дорогого друга нет ни единого слова правды, — продолжал лорд Дон.

— Ах, так вот оно что, — профессор Челленджер встрепенулся и, поглаживая бороду. Посмотрел на Саммерли. — Значит, говорите, ни единого слова правды. Хотя, я это уже слышал. Только не позволит ли высокочтимый профессор Саммерли узнать у него, какими аргументами он громил меня, ничтожного, осмелившегося высказать свое мнение? Уж снизойдите до меня, недоумка, — широко раскинув руки и наклонив голову, проговорил профессор Челленджер язвительным тоном.

— Мой аргумент прост и понятен, — отрывисто произнес Саммерли. — Я считаю, что если бы эфир, окружающий Землю, был ядовит даже в самой малой степени, то все мы обязательно почувствовали бы его воздействие.

Объяснение развеселило профессора Челленджера. Он откинулся и захохотал так, что в комнате все зазвенело и забренчало.