Затерянный мир (сборник)

— Рано утром, наши ученые друзья едва разлепили глаза и еще не успели начать обычную полемику. Вдруг откуда-то сверху на наши головы градом посыпались обезьяны. Их было по меньшей мере несколько десятков. Под покровом ночи они собрались в несметном количестве в кроне гингко и, улучив минутку, обрушились внезапной атакой на лагерь. Обезьяны действовали настолько стремительно, что, не успев опомниться, мы все трое уже лежали поверженные на лопатках. Я, правда, впопыхах успел одному продырявить брюхо из моего «Экспресса», но какой в этом толк? Я сказал «обезьяны». Но какие обезьяны. Они держат в руках палки, умеют бросать камни, издают пронзительные звуки, напоминающие осмысленную речь, и, наконец они умудрились, орудуя тонкими лианами, прочно связать нам руки. В общем, по умственному развитию они превосходят всех мне известных животных. Короче, это — обезьянолюди, то самое недостающее звено. Право же, недостающее, ну и пускай бы себе его недоставало! Они вынесли за ограду раненого сородича, из которого хлестала кровь как из недорезанного поросенка, и расселись на лужайке, окружив нас плотным кольцом. Более свирепого взгляда, чем у них, я никогда не встречал. Величиной они со взрослого человека, только значительно шире и сильнее. Уставив на нас свои мутные, словно из некондиционного стекла глаза, они долго со злорадным любопытством нас изучали. Уж до чего крепок Челленджер, но и тот не выдержал. Вскочив на ноги, он, вдруг, истерично завопил: «Ну что таращитесь, дерьмо собачье? Схватили, так жрите, жрите нас, пока не подавитесь!» Какие только обороты, какие «перлы» отборного сленга не обрушивал Челленджер на эту мохнатую аудиторию. Думаю, что, если бы собрать всех самых его «любимых» репортеров лондонских газет, так даже им, и то досталось бы меньше. Конечно, он говорил в запальчивости, ибо, кому-кому, а уж Челленджеру хорошо известно, что обезьяны — не хищники.

— Ну и что же они?

Рассказывая, лорд Джон то и дело поглядывал по сторонам, держа наготове винтовку со взведенным курком.

— Я уж решил, что нам — конец. Но ошибся. Дальше начался какой-то траги-фарс. Они, тявкали, визжали, поквакивали, словно что-то обсуждали. Потом один из них поднялся и, приблизившись на кривых ногах к Челленджеру, стал рядом с ним. Сейчас вы рассмеетесь, мил мо юш, но они оказались похожи, как братья-близнецы. Обезьяночеловек, по-видимому, это вожак стаи представлял точную, немного карикатурную копию профессора: плотная коренастая фигура, широченные плечи, грудь колесом, шеи — нет, густым веером рыжая борода, тяжелые пучки бровей. Тот же надменный взгляд, будто посылает всех, куда подальше. Когда он водрузил свою длиннопалую пятерню профессору на плечо, эффект получился колоссальный. Саммерли, глядя на них, истерически хохотал, потом заплакал. Обезьяны тоже смеялись, точнее, тряся головами, как-то кудахтали.

Потом они потащили нас в лес. Винтовки и другие предметы, назначение которых для них было неизвестно, они не тронули, но зато прихватили всю не заключенную в консервных банках провизию. Нам с Саммерли пришлось туго. Видите как исцарапана моя физиономия и изодрана одежда. Это оттого, что они волокли нас напрямик, не разбирая дороги, не разбирая дороги, через колючие заросли. Им-то самим хоть бы хны, — у них шкура дубленая. Челленджер и здесь оказался именинником. Четверо обезьян подняли его на плечи и понесли с почестями, словно римского императора.

— Тише! Что это? — Вдалеке раздавались какие-то щелчки, напоминавшие танец с кастаньетами.

— Это они. Отправились по наши души. Рыщут, — шептал Рокстон, вкладывая патрон в затвор второго двуствольного «Экспресса». — Заряжайте все стволы. Живыми мы им не дадимся. Пусть не надеются. Ишь, как визжат, я уже научился понимать их настроение. Сейчас они ликуют. Ну, ничего, пусть немного потешатся. Посмотрим, что они запоют, когда мы им дадим понюхать пороха?

«Держась за ружье из последних сил,

Средь мертвых и тех кто в агонии…»

Т-с, кажется, замолкли.

— Нет, немного слышно, но где-то далеко.

— Пусть себе ищут, главное, чтобы они не заметили нас раньше, чем мы — их.