– Прекрасное письмо, зовущее к немедленным действиям, – задумчиво проговорил Мак-Ардл, втискивая сигарету в длинную стеклянную трубку, служившую ему мундштуком. – Ну-у-у, так каким будет ваше мнение, ми-и-истер Мелоун, – произнес редактор.
Я сказал, что я очень сожалею и что мне крайне неловко, но я и сам не понял, о чем, собственно, говорит уважаемый профессор. Затем я прибавил, что, к примеру, совершенно ничего не известно о Фрауенхоферовых линиях. Оказалось, что с помощью ученого, прикормленного нашей редакцией, Мак-Ардл совсем недавно изучал предмет статьи Челленджера и достиг в этом некоторых успехов. Снова нагнувшись, он вытянул из ящика стола пару разноцветных полосатых лент с цветами спектра, очень похожих на те, которыми украшают свои шляпы члены престижных крикет-клубов. Редактор показал мне места, где поперек полосок, от красного цвета до фиолетового, проходили темные линии.
– Вот это и есть Фрауенхоферовы линии, – пояснил Мак-Ардл. – Они проходят через все цвета: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий и фиолетовый. А все эти цвета и дает свет. Причем любой. Если его расщепить с помощью призмы, то, какого бы оттенка он ни был, свет разделяется на одни и те же цвета. Но на них вы можете не смотреть, они тут никакой роли не играют. Все дело в линиях, а они в последнее время что-то стали рассеиваться и тускнеть, хотя, как говорят ученые, в последнюю неделю им положено быть четкими. Из-за них все астрономы переругались между собой. А вот, посмотрите. Это фотография линии для нашего завтрашнего номера. Здесь ясно видно, что она размыта и по форме напоминает пятно. До сегодняшнего дня мало кто знал о существовании этих линий, но письмо Челленджера в «Таймс» должно подхлестнуть к ним общественный интерес.
– А что это за странная болезнь на Суматре?
– Похоже, это первый отблеск деформации Фрауенхоферовых линий. Честно говоря, я верю этому парню, он, похоже, знает, о чем говорит. На Суматре, среди аборигенов, вспыхнула какая-то странная болезнь. Причина эпидемии неизвестна. Но вот еще одна телеграмма, совсем недавно пришла из Сингапура. В ней говорится, что на всем побережье пролива Сунда внезапно погасли маяки. В результате два корабля сели на мель. Полагаю, этого вполне достаточно, чтобы взять у Челленджера интервью. Отправляйтесь, мистер Мелоун. Если выжмите из профессора что-нибудь интересное, жду к понедельнику колонку.
Обдумывая задание, я вышел из комнаты редактора и зашагал по коридору. Внезапно я услышал, как кто-то зовет меня снизу, из холла. Я спустился и увидел мальчишку-разносчика телеграмм. Сказав мне, что он только что был у меня на квартире и его послали сюда, мальчишка сунул мне листок и убежал. Я развернул телеграмму и прочитал:
«Привезите кислороду!». Насколько я знал профессора, он никогда не отличался тонким чувством юмора. Шуточки у него были грубоваты. Вначале, признаюсь, я подумал, что и за этой телеграммой скрывается один из его топорных розыгрышей, на которые изобретательный профессор был большой мастак. Перед моими глазами всплыло смеющееся лицо Челленджера, откинутая назад голова, хитрые глаза-щелочки, широко раскрытый от хохота рот и торчащая во все стороны борода, расти вниз которую не мог даже закон всемирного тяготения. Стараясь заметить подвох, я снова прочитал телеграмму, внимательно вглядываясь в каждую букву. Нет, в тексте не было ничего подозрительного. Убедившись, что впросак я не попаду, я воспринял телеграмму так, как и следовало бы, то есть как приказ. Несколько странноватый, но приказ, который я обязан выполнить любой ценой. Решив, что профессор собрался проводить какой-то химический эксперимент, какой именно – не мое дело, рассуждать мне не полагалось, я стал соображать, каким образом мне побыстрее выполнить задание. Думал я недолго. Поезд на Викторию отходил через час, поэтому я взял такси и помчался на Оксфорд-стрит, в «Оксиген Тьюб Супплай компани».
Подъехав к ней, я вышел их машины и меньше, чем через минуту увидел, как из дверей здания вышли два юноши, держа за ручки увесистый железный цилиндр. Ноша была для них явно велика, они не без труда втолкнули цилиндр в ожидавшую неподалеку машину. Руководил действиями юношей, а, точнее, подгонял их, беспрестанно ругая, довольно пожилой человек с ехидным скрипучим голосом. Когда он повернулся ко мне, я сразу узнал и суровое аскетическое лицо, и козлиную бородку. Ошибки быть не могло, передо мной стоял мой товарищ по путешествию профессор Саммерли, человек с характером сварливым и крайне неуживчивым.
– Что? И вы здесь? Только не надо говорить мне, что вы тоже получили эту дурацкую телеграмму про кислород, – воскликнул он.
Я показал ему телеграмму.