Затерянный мир (сборник)

У кромки воды копошились детеныши, а их неприглядные мамаши, распластавшись в желатинообразной жиже, высиживали новую кладку. Вся эта масса наполняла атмосферу непрерывным, сливающимся в монотонный гул, визгом, кулдыканьем, щелканьем клювов и невыносимо тошнотворным смрадом. На больших камнях, каждый на своем, восседали взрослые самцы исполнявшие роль дозорных охранников. Они были совершенно неподвижны, как чучела, и лишь налитые кровью, беспрестанно вращающиеся в орбитах глаза и щелканье клювов вослед сновавших в воздухе стрекоз, выдавали в них жизнь. Свои перепончатые крылья они, сложив, плотно прижимали к телу, отчего походили на укутанных в мышиного цвета шали старух, у которых открытой оставалась лишь голова. В общей сложности рептилий: взрослых вместе с детенышами здесь было не менее тысячи. Наши ученые настолько были заворожены этим зрелищем, что, не замечая времени, могли, наверное, провести здесь весь день, пользуясь возможностью воочию наблюдать жизнь доисторических видов. Они указывали на дохлых рыб и птиц, во множестве валявшихся на дне котловины и вероятно служивших пищей этим тварям. Профессоры поздравляли друг друга. Данный рацион лишний раз подтверждал разделяемую обоими биологами концепцию, объясняющую нередкие находки множества окаменелых останков птеродактилей в песчаниках Кембриджа. Теперь не подлежало сомнению, что птеродактили как и пингвины, живут многоособными колониями.

Увлекшись дискуссией, желая уточнить какой-то нюанс, профессор Челленджер слишком откровенно выставил указательный палец, чем и навлек на нас беду.

Сидевший на ближайшем к нам камне самец-часовой, испустив пронзительно-тревожный крик, расправил, огромные, футов в двадцать крылья и в несколько взмахов поднялся в воздух. Самки и детеныши сбились в одну кучу поближе к воде, а самцы один за другим взлетали в небо. Было поистине незабываемым зрелищем наблюдать, как сотня этих страшилищ, разрезая огромными крыльями воздух, бороздят пространство, стремительно ныряя из стороны в сторону, словно ласточки. Но, ко всеобщему ужасу мы вскоре поняли, что нам не обойтись ролью сторонних наблюдателей. Круги, по которым летали чудовища, становились все уже, а высота – все меньше, и, наконец, хлопки их огромных перепонок стали настолько громкими, а свист рассекаемого ими воздуха, столь пронзителен, что я невольно вспомнил об аэродроме в Хендоне в день соревнования авиаторов.

– Бегите к лесу и держитесь вместе, – крикнул лорд Джон, вскидывая винтовку. – С этими тварями шутки плохи.

Но крылатые гиганты, нас выследив, уже начали прямую атаку; сейчас они проносились над нами, задевая крыльями. Мы отбивались прикладами, но дерево, словно погружалось в резину, не принося ящерам никакого вреда. Вот одно чудовище запрокинуло змеиную шею, готовясь совершить удар клювом, за ним – еще одно. Профессор Саммерли, внезапно вскрикнув, закрыл лицо руками. Между пальцами проступила кровь. Я ощутил сильный удар в темя, от которого едва не лишился чувств. Челленджер упал. Я нагнулся, чтобы ему помочь, но получил еще один удар сзади, от которого свалился на профессора. В это мгновение прогремел выстрел из крупнокалиберной винтовки лорда Рокстона. С трудом повернув голову, я увидел, что одно чудовище трепыхается на земле с разорванным крылом, из раскрытого клюва брызжет пена, а налитые кровью глаза бешено вращаются, – просто вылитый дьявол со средневековой картины. Его соратники, напуганные выстрелом, взлетели повыше и словно в нерешительности кружили у нас над головой.

– А теперь спасайтесь! Бегом, как можно быстрее к лесу! – прокричал лорд Джон.

Мы понеслись напролом через кустарник, но у самого леса гарпии опять нас настигли. Саммерли был сбит с ног. Но мы, приподняв его, быстро перетащили на несколько ярдов под кроны первых деревьев. Здесь, слава Богу, мы были в безопасности. Гигантские летающие чудовища не могли сюда проникнуть. Ветви деревьев не давали им для этого места.

Мы возвращались к нашему убежищу в весьма плачевном состоянии: израненные, избитые, усталые. А наши враги, поднявшись в небо на такую высоту, что снизу казались стаей голубей, еще долго летели над нами, пока лесная чаща совсем нас не укрыла от их глаз. Только тогда они прекратили преследование.

– Очень интересное и поучительное происшествие, – сказал Челленджер, остановившись у ручья, чтобы обмыть распухшее колено. – Теперь мы можем досконально описать поведение птеродактиля в состоянии агрессии.

Саммерли промывал водой ссадину на лбу, я перевязывал рану на шее; лорд Джон вышел из сражения благополучнее нас. Единственной понесенной им потерей, был оторванный рукав его белой рубашки.

– Небесполезно заметить, – продолжал Челленджер, – что наш юный друг получил колотую рану, рукав мистера Джона явно оторван зубами, меня же, насколько я понял, по голове били крыльями. Вы только себе представьте, до чего у птеродактилей богата палитра агрессивных проявлений. Сколькими способами нападения они владеют.