Затерянный мир (сборник)

На этом спор прекратился. Теперь при свете костра и свечи мы набросали по моему блокнотному эскизу черновой вариант карты Затерянного мира Мейпла Уайта. Карандаш профессора Челленджера вопросительно замер над белым пятном в центре, означавшим озеро.

– Как же нам его назвать? – спросил он.

– Почему бы вам не воспользоваться замечательной возможностью увековечить свое имя? – сказал Саммерли с обычной язвительностью.

– Полагаю, сэр, что мое имя останется в памяти грядущих поколений, благодаря моим собственным заслугам, – холодно ответил Челленджер. – Любой невежественный дилетант может прилепить свое имя к горной вершине или реке. Джорджу Эдуарду Челленджеру такие монументы не нужны.

Саммерли намеревался что-то возразить. Но лорд Джон заговорил раньше.

– По-моему, молодой человек, здесь вам решать, – сказал он. – Вы первым увидели озеро и думаю, никого не удивит, если вы назовете его, например, «Озеро Мелоуна». У вас есть на это право.

– Конечно же, пусть название подберет наш юный друг, – поддержал Челленджер.

– В таком случае… – сказал я, чувствуя, как начинают гореть щеки. – Я предлагаю… предлагаю его назвать «Озеро Глэдис».

– Может быть название, не например, «Центральное Озеро» точнее отразит его местонахождение? – спросил Саммерли.

– Нет. Пусть будет «Озеро Глэдис».

Челленджер посмотрел на меня сочувственно и, с шутливой укоризной покачав головой, сказал:

– Эх, юность, юность! Что же, Глэдис, – значит Глэдис.

Глава 12 «В лесу было страшно»

Я уже упоминал (а может быть не упоминал, – в последние дни мне стала изменять память) о том, как меня распирало от гордости, когда трое моих товарищей, трое человек, заслуживающих истинного уважения, с благодарностью пожимали мою руку за то, что я спас, или, по крайней мере, ощутимо облегчил наше положение. Будучи самым молодым и неопытным членом экспедиции, я естественно занимал нижнюю ступеньку в установившейся между нами иерархии. Теперь же у меня появилось право стать наравне с остальными. Увы, гордыня, как правило, приводит к беде. Торопливость в составлении карты внушила мне излишнюю уверенность в своих силах из-за чего вскоре я едва не погиб. Во всяком случае, в следующую ночь мне пришлось пережить нечто, от одних воспоминаний о чем меня бросает в дрожь.

Дело было так. Спустившись с дерева, я почувствовал такой прилив бодрости и романтического воодушевления, что никак не мог уснуть. Лорд Джон спокойно спал по-спартански без подстилки, лишь завернувшись в свое бразильское пончо. Раскатистыми руладами храпел профессор Челленджер. Сгорбившийся над догоравшим костром часовой Саммерли, положив винтовку на колени, выпиравшие острым углом, ритмично в такт дыхания раскачивал своей козлиной бородкой. Веки его были опущены, трубка погасла. Ярко сияла полная луна. Было очень свежо. Какая чудесная ночь для прогулки! И тут же мелькнула мысль. А почему бы нет? Почему на самом деле не прогуляться? Осторожно, чтобы никого не разбудить, улизнуть, продолжить путь до центрального озера и вернуться к завтраку с подробными сведениями о местности. Ведь тогда мой авторитет еще больше возрастет, и, если по настоянию Саммерли будет немедленно решена проблема спуска с плато, то я окажусь единственным членом экспедиции, приникшим в самое сердце затерянного мира. Вспомнились слова Глэдис: «в жизни всегда есть место подвигу». Мне почудилось, что я слышу ее голос. Я подумал так же о Мак-Ардле. Трехколонная передовица в «Вечерней газете», – я – автор. Какой прекрасный трамплин для карьеры. Если начнется новая мировая война, меня наверняка отправят специальным корреспондентом на передовую.

Я схватил винтовку, набил до отказа карманы патронами и, раздвинув колючие кусты заграждения, бесшумно выскользнул из лагеря. Последнее, что мне запомнилось, был дремавший Саммерли, мерно, словно фарфоровая статуэтка, покачивавший головой над догоравшим костром. В часовые он явно не годился.

Не пройдя и ста ярдов, я начал раскаиваться в своем безрассудстве. Помнится, в моих записках уже говорилось о том, что я – далеко не храбрец. Для этого у меня слишком пылкое воображение. Но вместе с тем я панически боюсь обнаружить свое малодушие. Поэтому сейчас мне ничего не оставалось, как продолжать путь. Я попросту не мог вернуться ни с чем. Даже, если бы товарищи не успели обнаружить моего отсутствия и не узнали бы о неудавшейся вылазке, воспоминания о собственной слабости сделали бы мою жизнь невыносимой. Как бы то ни было, теперь я дрожал от страха и холода и готов был все отдать лишь бы найти возможность достойно выйти из положения.