Затерянный мир (сборник)

Наконец (мои часы показывали 1 час ночи), на открывшемся за джунглями пространстве я увидел блестящую в лунном свете зеркальную поверхность, и через десять минут уже пробирался сквозь тростник к воде. Ощущая сильную жажду, я припал к ней губами. Вода была чистой и очень прохладной. На тропинке, ведущей к озеру, виднелось множество звериных следов. Видимо, здесь было постоянное место их водопоя. Чуть слева от тропы возвышался большой в два человеческих роста сгусток лавы. Взобравшись на его вершину, я огляделся по сторонам. Здесь оказалась очень удобная точка для обзора местности. Первое, что я увидел, привело меня в изумление. Если помните, я рассказывал о том, как с высоты дерева гингко разглядел в отдаленный скальной гряде множество черных точек, которые принял за выстроенные в ряд пещеры. Так вот, теперь эти точки, увеличившись от сократившегося расстояния до небольших дисков, светились в ночной темноте как иллюминаторы океанского парохода. Поначалу я подумал, что свет распространяется от раскаленной лавы, но тут же сообразил, что этого быть не может, так как вулканические процессы происходят в низине, в кратере, но никак не в толще скальных стен. Сам собой напрашивался невероятный, но единственно возможный вывод, что свет шел от горящих в пещерах костров, зажечь которые могли только люди. Стало быть, плато населено не только животными, но и людьми. Вот это – уже настоящая сенсация. Такую новость не стыдно доставить в Лондон. Все-таки правильно я поступил, что отправился в одиночку в ночное путешествие. Долго я лежал, разглядывая дрожащие неровным светом таинственные кружочки. Иногда они на несколько мгновений затемнялись. Должно быть, кто-то проходил мимо, заслоняя собой вход. Как много в эту минуту я отдал бы за то, чтобы хоть на миг заглянуть в одну из пещер и потом рассказать моим товарищам, что за люди в них обитают; – как они выглядят, какой у них цвет кожи и все прочее.

Прямо передо мной как огромная, залитая сверкающей ртутью, плоская тарелка, простиралось озеро Глэдис, мое озеро. Луна отражалась в его самом центре. Оно было неглубоким. В нескольких местах продолговатыми горбылями над поверхностью вздымались песчаные отмели. То там, то сям возникавшие рябь и всплески, показывали, что озеро полно жизни. Иногда из глубины в воздух выскакивала, серебрясь чешуей рыбина, или черным айсбергом проплывала спина какого-нибудь гиганта-ящера. На одной отмели я увидел существо, напоминавшее огромного лебедя. Неуклюже переползая к краю песка, оно шумно плюхнулось в воду. Некоторое время над водой красовалась изогнутая змеей шея. Затем, нырнув с головой, животное исчезло совсем. Мимо валуна, на котором я лежал, вперевалку просеменили два существа размером с годовалого поросенка. Похожих я уже встречал где-то в долине Амазонки. Профессор Саммерли называл их кажется армадилло или броненосцами. Подойдя к воде, армадилло принялись пить. Лакая, они выстреливали и быстро втягивали обратно длинные фиолетовые языки. Вот к воде подошла целая семья оленей. Огромный величественный самец. Рога на его голове были с небольшое, непокрытое листвой дерево. Следом бежали два жеребенка, и, наконец, замыкала шествие необыкновенно грациозная самка. Эти копытные явно принадлежали к семейству великанов, ибо самый крупный, известный мне американский олень, ровно, как и канадский лось, головой достали бы только до плеча пришедшего на водопой самца. Внезапно олень-отец тревожно фыркнул, и вся семья броненосцев быстро укрылась в камышах. Видимо к водопою приближался какой-то новый опасный для всех зверь. И действительно, из-за кустов пыхтя, как паровой движок, к озеру приближалось нечто огромное и тяжелое. Как ни странно, появившаяся громоздкая неуклюжая фигура не показалась мне незнакомой. Где-то я ее уже видел. И вдруг вспомнил. Это же – живая модель к рисунку из альбома Мейпла Уайта: выгнутая массивным бугром спина с рядом треугольных гребешков вдоль хребта, несообразно малая, какая-то птичья голова на гибкой змеиной шее, длинный, не вписывающийся ни в какие разумные габариты, хвост. Пыхтя, отдуваясь и хлюпая, животное долго пило. Оно было так велико, что почти касалось камня на котором я лежал. Меня подмывало погладить его по гребешкам. Но все-таки на этот раз благоразумие взяло верх. Как же Челленджер его называл? Ага, вспомнил, – под рисунком колючим почерком профессора была сделана приписка: «Стегозавр». Напившись, зверь неторопливо, с трудом передвигая неуклюжие члены, ушел в кусты. Лежа на камне, я ощущал, как под его колоссальной тяжестью содрогается земля.