Затянувшийся кошмар

Тогда расстроенный Тимофей вернулся наверх и зашел в туалет. Слабая лампочка еле освещала кабинки без дверей и грязные унитазы. Напротив них к стене крепились две раковины с ржавыми кранами и широкое зеркало. Тусклый свет скрадывал общее запустение и грязь, и отбитая местами плитка выглядела органично, словно этот туалет всегда был прихожей ада на земле. Но мальчик уже не боялся и не обращал внимание на обстановку. Хоть его еще и подёргивало от перенесённого ужаса во сне и наяву, Тимке было все равно. Он лишь всей душой стремился к матери.

Паренек подошел к зеркалу, умылся и обтер торс, потом просто стоял облокотившись о раковину минут десять и пялился на худое осунувшееся мальчишеское лицо, впавшие от переживаний серо-зеленые глаза и растрёпанные после сна русые волосы. Потом вдруг с силой сжал края раковины, пока не побелели костяшки пальцев. Переполнявшая его злость отразилась на лице, вырываясь наружу, но закричать Тимофей не мог. Иначе разбудит весь детский дом, и все эти незнакомые дети и воспитатели опять будут издеваться над ним.

Мальчик просто закрыл глаза, и его лицо постепенно разгладилось, приняло выражение полной безмятежности, будто и не было внутри никогда никакого страха. Перед внутренним взором, меж тем, проносились сцены ужаса, принесенного в жизнь непростым прошлым. И корявая ветка за окном, и тараканы с мокрицами и пауками, и «шепчущий» труп отца, и загорающееся полотенце при спящей пьяной матери, и ненавистный отчим, и сегодняшний кладбищенский ужас, где с каждой мраморной плиты на ребенка смотрела его мать. И конечно, мальчишки, бьющие его и писающие на кровать. И угрожающие.

– Хочу к мамке! – опять прошептал Тимофей, так тихо, что лишь легкое дуновение сорвалось с губ мальчика. Но оно будто порыв ураганного ветра вдруг ударило в зеркало, и оно треснуло. Тима услышал громкий хруст и удивлённо открыл глаза. Зеркало переломилось почти пополам, меньшая часть чуть не отвалилась от стены, но еще чудом висела на хлипких держателях. Мальчик вдруг понял, что не видит отражения в малой половине. Тогда Тим медленно шагнул в сторону, чтобы заглянуть в отколовшуюся часть.

Там за спиной ребенка, на фоне темных кабинок материализовывалось нечто. Сначала бесформенное и черное, потом быстро меняющееся, но уже складывающееся в подобие человеческой фигуры, после – во что-то или кого-то страшно знакомого. Тим узнал монстра. Это был мертвый отчим из сна. Холодок страха попытался вновь сковать руки и ноги мальчика, но Тимка обернулся, и понял, что позади никого не было. Это нечто, сотканное из снов мальчика, существовало только в его воображении и каким-то образом отражалось в зеркале.

Белов с любопытством уставился на свой кошмар. Отчим просто стоял позади, не предпринимая никаких попыток напасть. Оно и понятно: мертвый Виктор – всего лишь отражение в зеркале. Словно прочитав мысли мальчика отчим поднял ужасную в темно-зеленых подтеках руку и водрузил на плечо мальчика. Нечто холодное коснулось плеча Тимки. Ребенок вздрогнул, но не испугался. Он пристально глядел в глаза своему ужасу и пытался понять, в какой момент монстр из его страхов стал способен влиять на реальный мир.

Тимка медленно сжал кулаки и тихо, но чётко, чтобы чудовище его расслышало, проговорил:

– Уходи! Я не хочу больше тебя видеть. Никогда!

Тимофей с удовольствием смотрел, как начинает блекнуть и растворяться в воздухе фигура отчима, но мальчик вдруг сильно сжал края раковины и громко воскликнул:

– Стой! Стой! Сначала сделай кое-что для меня! Слышишь?

Исчезновение монстра прекратилось, отчим снова принял реальный вид, и ребенок понял, что может управлять своим ужасом.

– Хочу к мамке! – прошептал Тимка, и его ужас кивнул.

Мальчик быстро спустился по пожарной лестнице вниз и остановился перед выходом из здания.

– Её, – ткнул Тим пальцем в дверь. – Открой её.

Некоторое время ничего не происходило, ребенок даже засомневался, что и монстр, и его возможности – лишь выдумка больного воображения, но дверь вдруг задрожала, будто ее кто-то дергал, а потом резко открылась и на мальчика дунуло свежим ночным воздухом. Теплая июньская ночь раскрыла перед мальчуганом свои объятия.

Тимка обрадовался, хотел было выбежать из здания, но тут вспомнил одну очень и очень неприятную вещь.

– Стой, – тихо сказал Белов, обращаясь в пустоту, надеясь, что монстр еще не исчез. – Перед тем как ты уйдешь… Я хочу, чтобы ты кое-что сделал. Комната номер тринадцать, – еще тише добавил мальчик. Он не был уверен, что поступает правильно, но мир его страха не оставил ему выбора. Злость и невозможность ответить на обиды копились годами, и вот теперь нашли выход. – Они твои!

С этими словами ребенок ушел из детского дома, пролез под въездными воротами и растворился в теплой июльской ночи.

А еще двадцать минут спустя абсолютно всех обитателей детского дома разбудил дикий крик, тисками страха сжимающий всё внутри и пробирающий до костей даже последнего скептика.

***