Затишье

Бертин бросил на стол какой-то металлический предмет, издавший приятный звон, подошел к дверям и повернул выключатель. На отполированной доске стола лежала четырехугольная, почти квадратная металлическая пластинка, обрамленная красивой рамкой в несколько миллиметров толщиной; к рамке было приделано довольно широкое ушко.

Сестра Берб первая протянула руку и, взяв пластинку, стала рассматривать ее, легко поворачивая на свету во все стороны.

— Да ведь это образок, иконка, как русские их называют. Старинная работа, византийский стиль, сказал бы Винфрид. Замечательно! И это подарили вам во Франции?

— Нет, никто не дарил, — сказал Бертин. — Я нашел ее на шоссе, между Муареем и Виллем, поблизости от груды развалин, оставшихся на месте села. Там у саперов работали целыми ротами русские пленные. Вероятно, один из них и потерял. Это был его талисман. Возможно, что он принадлежал человеку, которого святые не уберегли от гранатные осколков, и кто-нибудь из товарищей вышвырнул талисман, утратив в него веру. Кто знает… На иконе три святые женщины, два епископа в богатом облачении да, кроме того, сидит монах с греческим крестом и с младенцем.

И еще тут всякая всячина, которой я не понимаю. Даже надпись какая-то вьется над головами, но пока никто еще не мог мне ее расшифровать.

— Раз вы такое сокровище прячете в вашем ящике, кто же растолкует вам, что оно означает? Разве только червь-древоточец?

Маленькая пластинка переходила из рук в руки. Понт, который дольше других рассматривал ее и внимательно изучал, вспомнил о романских работах на бронзе времен раннего средневековья, хранящихся в старинных монастырях на нижнем Рейне и принадлежащих, быть может, к церковным сокровищам «Святого Гереона» в Кельне или «Одиннадцати тысяч девственниц».

— Потеряна каким-нибудь бедным Гришей, — решил он, раскачивая шнур с талисманом, и наконец подал его Бертину. — Этот шнур вы, наверное, сами продели, вряд ли он был на такой крепкой веревочке.

— Правильно, — ответил Бертин и спрятал иконку в карман. — Я не думал, что это такое старинное произведение искусства. На меня повеяло от него чем-то далеким, экзотическим, непонятным, как все византийское. От истории искусства я за годы службы ушел бесконечно далеко, но о Грише, конечно, вспоминаю вновь и вновь, когда роюсь в своих вещах. Пожалуй, снесу это Анне, в госпиталь, пусть повесит на свою Лизу, когда та немножко подрастет. Елизавета Григорьевна Папроткина! При столь пышном имени она величиной с каравай и красна как рак. — Он улыбнулся, и все друзья вместе с ним, а сестра Софи благодарно схватила под столом его руку и пожала ее.

— Н-да, — пробормотал он про себя, но все его слышали. Еще раз вынул он пластинку из кармана и, поворачивая во все стороны, всмотрелся в нее близорукими глазами. — Три святые женщины, два епископа, один монах с крестом и ребенком, а в результате — темная одинокая могила, и конец всему. Подумать, что этот Манжен три месяца назад вместе с длинным маршалом Петеном отобрал у нас всю Верденскую область, которую мы с февраля шестнадцатого года завоевывали пядь за пядью, эту поруганную опустошенную землю, напоенную кровью обоих противников, землю, по которой я так часто шагал; за каждый квадратный метр этой земли мы заплатили человеческой жизнью. Да, дети мои, немало моих знакомых лежит на кладбищах Азана, Жиберси, Билли и других таких же очаровательных местностей. Как подумаешь обо всем этом, только и остается, что испустить ликующий крик. Да, самая мудрая деятельность со времен Авраама и до наших дней — это милая нашему сердцу, полезная, выгодная война…

— И так далее, — сказал фельдфебель Понт.

— Да, — кивнул Бертин, — пока все верноподданные не вырвут у своих властителей право решать вопросы войны и мира и не покончат с прежним положением всерьез, как русские, как их Советы. Не глупее они нашего брата. — Он набил поплотнее трубку и зажег о свечу уже использованную спичку. — Они знают, к чему следует готовиться.

Глава вторая. Сплетение обстоятельств

На осиротевшем письменном столе Винфрида лежали листы бюллетеня — непрочитанные, ибо унтер-офицер Гройлих преподносил фельдфебелю волнующие новости горяченькими, в устном виде.

— Фантастика! — воскликнул Понт следующим утром. — Мы сейчас в самом центре событий, как в дни боев на Сомме!

— Да, мы являемся свидетелями наступления, — подтвердил Гройлих, — мирного наступления с неизбежными успехами и поражениями.