Затишье

— Вас, наверное, немного позабавила встреча с Колпаковой, — доверительно улыбаясь, начал Иконников. — Дочка городского головы и ссужает нас деньгами! Но подумайте, какое для нас прикрытие. Мало того, она дала слово, что привлечет к деятельности нашей дочь начальника горных заводов Нестеровскую. У Нестеровских есть во дворе пустующий флигель — удобнейшее место для конспирации… Кстати, как посмотрели бы вы на то, чтобы поступить регистратором в канцелярию управления горными заводами? Полковник Нестеровский — человек образованный и обширных взглядов. Полагаю, что удастся его убедить.

— Но я же… — растерялся Бочаров.

— Губернатор разрешит. И вам будет легче…

Этот человек, видимо всеми здесь признанный, говорил так откровенно, с таким дружелюбием! И правда, почему бы не согласиться? Хоть не будет этой бездеятельности, этой пустоты… Одежда скоро обветшает, на казенную подачку едва ли проживешь.

— Вот и отменно. Потихонечку все наладится. — Иконников отошел к другим — прощаться.

К ночи посыпали мелкие редкие снежинки. Они цепко сидели на ресницах, щекотали губы, приходилось сдувать. Костя шел с подпоручиком Михелем. Сначала оба молчали. И в улицах было тихо, словно во всем городе — только шаги двоих.

— Не согласились бы вы помочь, — сказал наконец подпоручик. — Наш солдат Кулышов сделал для библиотеки очень важную услугу. Самому мне по чину как-то неловко его благодарить. Вот здесь тридцать рублей серебром и адрес. Что сказать? Ну, хотя бы: «От неизвестного друга».

Костя спрятал сверточек. Нет, кажется, и этот офицер и Иконников почитают его за кого-то другого. Или в Перми принято столь поспешно решать все дела! И все же доверие малознакомых людей гак Бочарова растрогало, что он едва сдерживал слезы.

глава четвертая

Ни за кого иного Александр Иванович ссыльного студента не почитал. Правилом чести своей и долгом своим считал: всех, кого власти ссылают в Пермь, надо по возможности пристраивать на службу. Цели просматривал далеко. С одной стороны, ссыльный не опустится в нищете и праздности, ну, а с другой, — во всех сферах частных и государственных предпринимательств будут свои люди, распространители идей кружка.

Правительство заинтересовалось Мотовилихинским заводом. Бочаров же — без пяти минут горный инженер, и ежели закрепится в канцелярии управления горными заводами, то непременно окажется в Мотовилихе. Сейчас рабочая слобода связана с Пермью разве лишь торговыми сношениями, никакие идеи туда не проникают. Очень важно, чтобы там прижился человек, способный к действиям.

Начальнику пермских горных заводов полковнику Нестеровскому о второй, заглавной, стороне вопроса говорить не полагалось. Полковник был либерал, но ни к какому движению не относился, всецело занятый промышленностью. Он убежденно говорил, что было бы куда полезнее, если бы молодые люди почувствовали себя ответственными за развитие государства и посвятили свою жизнь не революционным бредням, а служению прогрессу. Иконникову полковник весьма доверял, рекомендацией его заинтересовался, ибо специалистов горного дела в Перми было мало. Тем более, полковник впервые поручался за административно ссыльного и увлекся мыслью, что непременно отвратит его от ошибочных воззрений.

Иконников про себя посмеялся: «Поживем — увидим». Правда, Александра Ивановича смущало, что приходилось вести двойную игру, но он от души надеялся, что умный и славный Нестеровский когда-нибудь разберется…

Так они закончили этот немного официальный, немного чиновничий разговор, а Константин Бочаров оказался в канцелярии.

С утра он уходил в присутствие. Экзекутор определил ему место и стол со стопою конторских журналов, чернильницей и удлиненным ящичком, в котором на металлическом стерженьке насажены были чистые и исписанные карточки.

— К вам будут приносить корреспонденцию, — наставлял он. Распоряжения из министерства финансов и военного ведомства за носите вот в этот журнал, присвоив им очередной нумер, и незамедлительно доставляйте господину горному начальнику. То же касается депеш из Екатеринбурга. Для них определен журнал под вторым нумером. Письма по казенным заводам заносите в третий журнал, по заводам посессионным и частным — соответственно.

Перед Костей было несколько согнутых спин — толстых либо с выпертыми лопатками. Скрипели перья, пахло мышами.

Обязанности оказались необременительными, и на другой день Костя достаточно освоился. Только томительно тянулись часы, в печах надоедливо потрескивало, веки тяжелели. Зато как он бежал в библиотеку, как восторженно, и вправду неофитом, ловил всякое слово Александра Ивановича!

Иконников уводил его за книжные полки, в закуток с двумя округлыми диванчиками и полированным журнальным столиком, даже закуривал. Костя знал, что по болезни это Александру Ивановичу смертельный вред, но иногда, при хорошем состоянии духа, Иконников позволял себе сигару. Он подробно расспрашивал о службе, о прошлом, слушал с таким интересом, что Костя и не замечал, как перед ним раскрывался.