Затишье

— И чего проще? — обрадовался Яша. — Смотрите-ка: прадед строил!

В самом углу забора в зеленых кустах ирги и черемухи притаилась избушка об одно окно, глядящее на пруд. Крыша, венцы, приступочек вместо крыльца — все еще добротное, жилое. Только мох высучился кое-где седой щетиной да повыщербилась труба.

— Отец не запретит, — увлекся Яша. — Переезжайте, славно будет.

— А дед?

— Ну, дед-то уж и позабыл про нас… Никак сестренка бежит!

Катерина спешила к ним по меже, будто летела, запрокинув голову, тоненькая, как подросток. Остановилась, будто споткнувшись, вспыхнула вдруг, спрятала глаза под ресницы:

— Тебя, Яша, отец кличет!

— Вот это Константин Петрович Бочаров, у нас жить будет. — Яша забавлялся смущением сестры.

Девушка побежала к дому. По узкой гибкой спине моталась длинная темно-русая коса, из-под подола мелькали смуглые щиколотки и башмачки, — Костя отвел глаза и с безнадежной трезвостью подумал, что Яша, Катерина, все мотовилихинцы куда свободнее, чем он. Улицы губернского города, дремучая тайга вокруг, это вечернее небо, река за горою — обман, мираж в большом остроге. И ничего нельзя потребовать, отвергнуть, ни от чего нельзя уйти.

глава третья

В газете «Пермские губернские ведомости» оттиснуто объявление: «Зубной врач Густав Герман из Берлина предлагает свои услуги почтеннейшей публике в разных зубных операциях и вставлении искусственных зубов по новой методе и без малейшей боли; останется в г. Перми до 10 сентября; жительство имеет на Пермской улице в доме купца Павла Сыропятова-3».

Немец толст, будто налитой клоп, но мягок, обходителен. Дамы доверительно раскрывают перед ним тайны своих коренных зубов. Старцы выходят от него со слепящими улыбками, лихо посвистывают при разговоре. Иногда, по своему выбору, доктор пользует больных на дому.

Полковник Нестеровский не нуждался в услугах доктора, но и не находил причин отказать в визите приезжей знаменитости. Правда, сегодня Михаил Сергеевич был не в духе. Сигара погасла, пальцы играли по столу. Впервые по-настоящему встревожила его дочь. После Москвы она вела себя довольно-таки странно, никуда не выезжала, была рассеянной, даже чай наливала мимо чашки. И сегодня вдруг заявила, что он должен вернуть Бочарова и выхлопотать ему помилование. Полковник испугался: не ошибся ли он в дочери, слишком рассчитывая на ее московское воспитание? Что заставило его принять участие в судьбе Бочарова? Ей-богу, трудно сказать. Симпатия к Иконникову, до сих пор не утраченная, нелепость того, в чем обвиняли бедного юношу, спазма филантропии?.. Да, в Бочарове увидел он себя — еще верующего в возвышенные идеалы, еще ослепленного солнцем и небом студента горного института, да, в Бочарове увидел он живой ум и чистую душу и счел своим долгом спасти его от гибельного разложения. Но как он, старый морж, посмел забыть, что молодость не признает табелей о рангах, что практицизм выбора ей неведом!

— В дела мои прошу не вмешиваться, — необдуманно сказал он Наденьке.

— Извини, папа, — глухо сказала она и вышла.

А тут еще этот жирный немец, уложив на колени живот, сидит, участливо спрашивает, нет ли у герра Нестеровского больных зубов.

— К счастью, нет, герр доктор.

— Отлично… В таком случае ничто не будет мешать задушевной беседе. Не желает ли господин Нестероффски выслушать некоторое предложение.

В Германии чрезвычайно взволнованы начавшимся строительством Мотовилихинского завода, говорил герр Герман, в любезной улыбке демонстрируя великолепные зубы. Великий Крупп весьма рискует потерять самого бескорыстного заказчика — Россию.

— И он таки его потеряет, — кивнул полковник Нестеровский. — Начальник и строитель завода Воронцов — инженер энергичный, так сказать, продукт нашего бурного времени. Но позвольте спросить, какое отношение вы, герр доктор, имеете ко всему этому? Речь идет не о пломбах…

— О конечно, конечно, — захохотал немец, хлопнул себя по мясистым ляжкам. — Я хорошо знаю деловые качества русских чиновников и потому буду говорить без хитростей. Не желает ли герр полковник положить в банк очень кругленькую сумму?

— Кто же от этого отказывается, — усмехнулся Нестеровский, уже понимая, куда клонит непрошеный гость.

— Сам герр Бисмарк преклонился бы перед вашим умом, — расплылся немец.

— Что же я должен делать?

— Всячески тормозить строительство, пока военное ведомство России не будет вынуждено увеличить заказы Круппу.

— Тормозить будут и без меня, — вздохнул полковник, срезая кончик сигары. — Попрошу передать герру Круппу и герру Бисмарку, что сказал русский полковник: через год мы будем выпускать такие пушки, какие вам даже и не снились. А вы, герр шпион, вытряхивайтесь отсюда, пока вам не понадобились новые зубы.

Густав Герман заквохтал, с завидной легкостью вскочил, крикнул у двери:

— Вы слепой идеалист! В военном ведомстве, в правительстве вашем найдутся десятки генералов, которые за кусок немецкой колбасы продадут вас со всеми потрохами. Подумайте!

— Вон, вон, — не повышая голоса, повторил Нестеровский и выстрелил в Густава Германа сигарным дымом.