Затмение

— Пошли, поглядим на супостатов, — предлагает Шептун, стукаясь с ирландцем флягами. Смотрю: эти двое без лишних слов и знания языка — достигли высочайшей степени взаимопонимания. Нашли друг-друга одинокие братские сердца. Колдыри — интернационалисты.

— Ты бы для начала умыться дал нашему другу, Валя.

— Успеется! Чай не на блядки собрались, — беспечно отмахивается художник. — Так для допроса полезнее — страшнее и колоритнее.

Пока идем — размышляю о недавнем, непонятном и опасном чудачестве «интуита» и наконец-то получаю информацию о потерях. Трое наших. Никого из них я близко не знал. Американец. Двое нугари. Один резвый и резкий шустрила прорвался-таки сквозь топоры заслона и горячие молодые бойцы Тара сами спрыгнули с крыши ему навстречу. Зачем? Кровь вскипела? Захотелось удаль молодецкую показать и хлестануться перед Кэти и Эбби, сидящими рядом, на том же сарае? И чего просто в упор — сверху ему в рожу не шмальнуть было? Как это и сделали перезарядившие свои арбалеты девчонки несколько мгновений спустя. Наверное так. Ну и что? «На миру и смерть красна»? Хрень это полная. Смерть априори не красива. Она бесцветна в своей конечной точке… Без цвета. Без звука. Без смысла… Ладно: мертвые в землю — живые за стол…

Почти десять процентов личного состава группы потеряли. Много. Но учитывая масштабность замеса — наверное, все же не слишком. Могло бы быть гораздо хуже.

Нас опять неимоверно выручила ставка на стрелковое оружие.

По возвращению — всех подростков ставим вторыми номерами к стрелкам нугари и пока хоть чему-то не научатся — пусть не мечтают вообще ни о чем другом.

От пылающего дома уже слишком некомфортно пышет жаром. Не перекинулось бы на городок.

Хотя нет — смотрю освобожденные аборигены уже вовсю тушат устроенный нами пожар. Вот и ладно! Это точно — сугубо их головняк. МЧС у нас нет. Пусть хоть с чем-то сами справляются.

Все же отдаю распоряжение Мастифу — выделить своих бойцов им в помощь. Чай не слишком перетрудились.

…Пленных врагов согнали в плотную и тесную кучку в стороне — у самых ворот подворья. Их человек двадцать. Целых и не очень.

Подходим к сдавшимся. Молча оглядываю изрядно закопченные рожи недавних хозяев поселка. Только глаза и зубы сверкают. Недобро. Однако — еще и фасон пытаются держать уроды мохнорылые! Все как у приматов: демонстрация оскаленных клыков — первый признак доминирования и агрессии… Да и пожалуйста — посушите зубы напоследок… покойнички.

Замечаю среди них пару совсем еще щенков, под стать недавно убегавшему от меня. Молодых волчат с собой «на стажировку» взяли? Курс молодого бойца пройти? Пришло их время «становиться мужчинами»? Ну-ну. А повзрослеть-то и не успеют уже ваши мальчуганы…

Ибо, скидок на возраст не будет.

«Был пацан — и нет пацана. Без него на земле весна…»

Вокруг пленных — неподалеку, но все же на расстоянии, группируется кучка местных, по каким-то резонам не принимающих участия в суетливом тушении особняка. Пережитый страх перед грозными завоевателями еще не отступил до конца — потому мирняк нугари бессознательно дистанцию между собой и оккупантами выдерживает.

Присматриваюсь к этой группе повнимательнее. Становится вполне понятным по каким причинам эти люди получили такие поблажки: вызволенные из «бусурманского полона» нугари, выглядят весьма неприглядно и местами даже жутковато. «Крипово», как среди молодняка говорят.

…Все в синяках, кровоподтеках, ранах. На некоторых, реально — практически «живого места» нет.

Истерзанные девушки в грязных лохмотьях, оставшихся от некогда светлых рубашек, заскорузло «стоящих колом» от засохшей крови. Перепуганные, непривычно безмолвные дети. Затравленно и злобно зыркающие исподлобья мужички.

Бледные восковые лица и без того светлокожих нугари — даже в предрассветной серости напоминают гипсовые маски. Только у масок не бывает таких синяков под глазами. Здесь они были у всех. И не только у подвергшихся побоям. У многих черные полукружья на пол лица: не от физического воздействия — от усталости, тревожной изнуряющей бессоницы и пережитого наяву кошмара.

Да — видно от души порезвились ублюдки! Наураганили. Животные!

Вдоволь наигравшись желваками и отскрипев зубами, снова поворачиваюсь к пленным. И наверное у меня на фейсе, что-то отражается. Опа! Уважаемые, а чего это мы фасон уже не держим? Замерли столбами и глазенки в пол роняем? Быстро что-то вы всю свою недавнюю крутость высрали…

А ведь они не столько от злобы, но больше от страха загнанно скалятся — зубами как кинжалами сверкая. Этот страх, вытеснивший все остальное, без труда угадывается в грязных лицах, обрамленных короткими бородами.

Особенно легко он читается на мордах их молодняка.

Ну да, молодые — самые отмороженные, как правило. Не слишком изощренные за недостатком опыта, но безжалостные до полного беспредела. Могу представить как именно эти юные зверьки над «белыми» девчушками глумились. Играй гормон — война все спишет…