Мачете надежно укрыто под мешковатой, специально подобранной одеждой. Нож. Пара метательных пластин. И всё! Ощущаю себя если не совсем голым, то полураздетым как минимум. Неуютно. У остальных похожая ситуация — Шептун без своего топорюги, а Валерон без шашки. По паре здоровенных ножей вместо них. Не приведи демиурги — дойдет до серьезного, тяжко нам будет. Хорошо, если бы не дошло. Не сегодня.
Ну и проволочные ошейники Долгий нам ради такого дела смастрячил. А куда деваться? Приходится следовать этикету и дресс-коду. Сами понимаете — коли назвался груздем…
…Трупы. Еще трупы. И еще. Они везде. Повешенные и распятые. С черными опухшими бесформенными пятнами, когда-то бывшими человеческими лицами. Вонь протухшего мяса, не размываемая даже дождем. Запомнилось: на плече одного мертвеца, помогая легкому весеннему ветру раскачивать труп — сидит обожравшаяся ворона.
А наверху переругивались птицы. Наверняка из-за падали. Жратву делили.
Сдается мне, что как только прекратится дождь: этот город серых крыс и стервятников — преобразится в город мух! Жирных и металлических! Если бы не предупреждение о том, что эпидемии людям в новом мире не грозят — отсюда надо было бы бежать не оглядываясь.
Сейчас на улице под дождем их не было, но там где не капало, этих мерзких насекомых кружили целые полчища. Авиационные дивизии!
— Атас, менты — меняй походку! — гыкает художник, — Валим, валим, пацаны!
На одном из перекрестков притормаживаем и осаживаем назад. Травленными волками снова шмыгаем в сторону, в проулок меж тесно стоящими старыми хрущевками. От греха. Затихарившись между ржавыми и кривыми помойными баками — наблюдаем движение сквада зомбарей с командиром во главе. Явно из разумных.
В чахлом хвосте его труся́щей на рысях лошади — без видимого напряга резво шлепает по асфальту с десяток пеших троглодитов. Вот ведь здоровые лоси! И выносливые. Отличники боевой подготовки, мля. И ведь поспевают же за кобылой! Смотри ты — они даже «в колонну по-два» двигаются! Освоили — приматы! Видать у Мишани и впрямь не забалуешь!
Прошли мимо. И нам пора. Идем дальше.
Это не очень просто и совсем не похоже на беззаботную прогулку по городу. Буквально каждую сотню шагов взгляд то и дело споткнувшись, обжигается очередной мрачной картиной.
Сука, да какой там Босх и Брейгель!? Какие там всадники апокалипсиса?! Все это детский лепет на лужайке. Бабкины побасенки. Вот где реальные мрак и ужас! В этом, за одну ночь откатившимся в дремучую страшную сказку мегаполисе 21го века.
Дождь уже не пахнет арбузом. Он воняет тухлым мясом и дерьмом из распоротых кишок, того чувака, которого на них же и подвесили в одном из остановочных павильонов. Болью подвешенного на крюк за ребро парнишки, при жизни очень полного, а теперь похожего на сдувшийся воздушный шар. Истекшего мерзкой трупной жидкостью, уже высохшей, но оставившей бурое пятно из слизи и червяков на грязном асфальте, под покачивающимся телом.
Распятый прямо на дереве — голый и сине-желтый, костлявый, испортаченный человек с плоской впалой грудью, неестественно опухшими веками и вздутым животом — оказался живым… Еле слышно он просит воды.
Мастиф достает из-под ветровки и подносит флягу к бледным, почти неразличимым губам, дергающимся как разрубленные половинки дождевого червя. Налитыми кровью, багровыми глазами с давно лопнувшими сосудами — распятый мученик собачьим жалким взглядом попросил еще об одной услуге. О высшей милости…
С этой маской и умер. Только губы напоследок еще чаще и мельче затряслись.
Боль в сердце — как будто его кто-то в кулаке сжал. Перехватывая дыхание и не давая даже пошевелиться. Густая кровь яростно лупит в виски, как в барабаны. Кишки стянуло в тугой узел. Ненависть заливает глаза багровой пеленой. Непроглядной и висящей на горячих веках чугунными гирями.
Отойдя, ищу обо что вытереть клинок. Шептун матюкается. Сережик застыл гипсовой маской. Хлыст качает головой. Зимний дергает глазом.
На свою голову — в этот, самый неподходящий момент, прямо на меня из-за угла вываливается зомбер. Одинокий и невезучий. «Дембель в увольнении»? Или в «самоходе»? Не суть. Его губы и заросший редким волосом подбородок, лоснятся от жира. Пальцы тоже грязно блестят. В них зажаты остатки трапезы — часть небольшой поджаренной тушки с мелкими косточками. Крыса, голубь, комнатная собака? Он с довольным урчанием, шумно обсасывает их. Гурман…
Удивленные глаза обратившегося впиваются в окровавленное лезвие в моей руке и недоуменно взмывают к моему лицу. Блеснув стремительной змеей, клинок без участия разума сам метнулся вперед — вскрывая его гортань, разбавляя дождь мелкими и частыми брызгами крови… Сейчас и этот умрет…
И вот тут-то уже мы напарываемся на серьезные проблемы в виде вывернувшего из-за того же угла «патруля». Я даже мачете не успел обтереть. Зомберы. Вроде — без разумных. Много. Десятка полтора.
Кажется у испанцев подобное называется in flagrante. Ну а на языке родных осин — «застигнуты с поличным».
Пауза в полмгновения…