Он был искренне рад, что ему не придется изнывать от скуки за ужином в удушающей атмосфере элегантного городского дома Фрейзер-Уэстов, и главное – пребывал на седьмом небе от того, что получит деньги. Приятно и то, что не придется в очередной раз прибегать к помощи высокомерного отца Люсинды.
А в этот самый момент Николас как раз задал дочери вопрос, касающийся Райена:
– Так он возвращается в Лос-Анджелес после окончания съемок?
Они ужинали за большим столом на двенадцать персон в парадной столовой на первом этаже. Люсинда предлагала расположиться в обычной столовой, но отец и слушать не захотел.
Вопрос заставил Люсинду насторожиться.
– По правде говоря, мы об этом как-то не говорили, папочка. Последнее время мы только работали или говорили о работе, а потом валились спать как подкошенные. А утром все начиналось сначала.
Служанка поставила перед ней овощной суп, и Люсинда потянулась за булочкой.
– Ты предполагала, когда начинала сниматься, что это такой изматывающий труд? – спросила Сирена, приступая к супу.
– Ну, я догадывалась, но ведь никогда ничего точно не знаешь, пока не погрузишься в это целиком. Мне казалось, что выходить каждый вечер на сцену – нелегко, но театр и кино – совершенно разные вещи. В театре тебя каждый день ждут аплодисменты – награда. У тебя постоянный контакт с залом – живительная связь. А в кино перед тобой только камера и требовательный, а у меня к тому же еще и капризный, режиссер.
Вздохнув, она разломила булочку пополам.
Сирена подумала, что дочь выглядит измученной.
– Неужели с Райеном так трудно, дорогая?
Вопрос был задан небрежным тоном, но Люсинда поняла, что отвечать надо осторожно.
– Он очень талантливый режиссер, мама. У всех гениальных людей сложный характер.
«И ты не исключение», – подумала Сирена, а вслух произнесла:
– Я спрашивала не о том.
Николас наклонил тарелку, добирая суп. Покончив с первым блюдом, он положил ложку рядом с тарелкой и медленно промокнул губы накрахмаленной полотняной салфеткой. – А о чем, мама? – насторожилась Люсинда.
Сирена доедала суп, и поэтому Николас ответил за жену:
– Буду с тобой искренен, мы с мамой беспокоимся за тебя.
– Беспокоитесь? Из-за чего?
Люсинда переводила взгляд с отца на мать, остановившись наконец на отце, потому что тот снова заговорил:
– Твои отношения с Райеном Тайлером. Помнишь, что ты обещала, когда я согласился финансировать «Бумаги Митфордов»?
Люсинда раздраженно уронила ложку в суп. Брызги, разлетевшись, испачкали кружевную скатерть.
– Да, помню. Ну и что?
– Просто напоминаю, что ты обещала не выходить за него замуж, по меньшей мере, два года. Надеюсь, ты помнишь наше соглашение?
Сирена вмешалась в разговор.
– Пойми, Люсинда, мы беспокоимся о тебе и считаем, что Райен тебе не пара. Ты будешь с ним несчастна. Одно дело – роман, сейчас ты неплохо проводишь время, но смотри не сделай ошибки…
Люсинда, не дав ей закончить предложение, швырнула салфетку на стол.
– Всю жизнь вы оба учите меня жить, указываете, что хорошо, а что – плохо. Да поймите же, ради Бога, мне уже двадцать семь лет! Может, хватит? Может, пора уважать и мое мнение? Я добилась успеха в своем деле и, между прочим, без всякой помощи с вашей стороны.
– Это не совсем так, – вставил слово Николас. – После «Гастингса» мы помогали тебе, как могли, учиться дальше. Неужели ты забыла?
Люсинда взорвалась.
– Да разве вы дадите это забыть? А подумал ли кто-нибудь из вас – хоть раз, – что мне нужно, что я чувствую, что может сделать меня счастливой?
– Конечно. Мы все время об этом думаем, Люсинда. Ведь ты наша единственная дочь. – Сирена замолчала, предоставив продолжать Николасу.
– У нас нет сына, и мне хотелось бы обрести его в лице твоего мужа. Райен Скотт Тайлер, несмотря на все его обаяние, не принадлежит к нашему кругу. Ты должна понимать это, Люсинда. Его окружение и представление о жизни отличаются от твоих. Брак с ним был бы катастрофой для тебя, и я никогда не дам тебе своего благословения.
– Я не нуждаюсь ни в твоем благословении, ни даже в согласии. Вы постоянно твердите, что Райен недостаточно хорош для меня. А может, он недостаточно хорош для вас? От ваших представлений о жизненных ценностях несет нафталином. Вы не видите реальной жизни за вашим лицемерием и снобизмом.
Родителей ошеломил непривычно резкий тон Люсинды.
Сирена побледнела, услышав крик Николаса:
– Да как ты смеешь!
Резко отодвинувшись от стола, Люсинда встала и заговорила повышенным тоном:
– Смею, потому что хочу быть счастливой, по-настоящему счастливой. Какими вы не были. Не хочу денег и положения в обществе, а только – радости, понимания и… любви.
У Сирены лопнуло терпение.
– Люсинда, ты не на сцене, поэтому избавь нас от сентиментальных монологов. Ты прекрасно понимаешь, что твой отец прав.
Выведенная из себя резкими словами матери и самоуверенными манерами отца, Люсинда окончательно потеряла голову. Понимая, что переходит все границы, она ринулась в наступление: