Затмение (ЛП)

— Прости, дорогая, — сказала Элизабет. — Всё это так для тебя неприятно.

— Но почему, почему, Элизабет, — произнесла Морвенна уже едва слышно, — вы не поверили словам сына? Их недостаточно?

— Разумеется, их примут во внимание, когда придет время. Джеффри Чарльз немало в этом виноват.

— Но его не вызовут в суд! Вы его отослали!

— До отъезда его тщательно расспросили. Всё сказанное им аккуратно записали. Не бойся. Примут во внимание все детали.

Вскоре Элизабет ушла и полчаса играла с Валентином, который полностью поправился, не считая легкого искривления одной ноги.

Материнский инстинкт был у Элизабет силен, но по определенным причинам младший сын не вызывал у нее такой же глубокой привязанности, как старший. Джеффри Чарльз всегда был к ней настолько близок, что расставание с ним поначалу вызывало настоящую муку, и за два года почти ничего не изменилось. Валентин занял его место, но не отнял материнскую любовь. Но по мере того как он рос и начал говорить, а в его темных глазах мелькало озорство, когда он стискивал ручонками ее платье, волосы и лицо, Элизабет стала с радостью и удовольствием брать его на руки с осознанием, что это ее сын.

Сегодня она на время утопила прочие заботы в этом удовольствии, и когда Полли забрала мальчика, Элизабет была внешне более растрепанной, но внутренне — более собранной и спокойной. Зайдя на несколько минут к себе, чтобы нанести на губы бальзам и припудрить щеки, она спустилась вниз, пить чай с Джорджем.

***

Сэм снова работал в ночную смену. Он копал и отбивал породу в полузабытьи, поглощенный мыслями о том, о чем ему не следовало бы думать.

Почти против собственной воли до того как спуститься в шахту и во время небольшого молитвенного собрания он вознес молитву за благополучие Дрейка — чтобы он остался жив и здоров. Для Сэма общение с Богом касалось вопросов духовного благополучия, а не физического. Он трудился, чтобы заработать на жизнь, и побуждал и других поступать так же, но и только. Опасности жизни в этом мире заключались в искушении дьяволом, а не в риске работы на шахте, риске заболеть или пострадать от жадности землевладельцев. Важнее всего было поддерживать живой источник в душе. Вера и надежда приносили радость, которую не могли затронуть никакие материальные неприятности.

Но теперь в смертельной опасности находился его брат, которому еще не исполнилось двадцати лет. Людей вешали и за меньшее. Сэму казалось, что ради подобного случая можно сделать исключение и попросить помощи у Бога, чтобы оставил Дрейка в мире смертных, если Господу будет угодно. Мольба была срочной и вполне обоснованной, потому что Дрейк позабыл о душе, и если бы он умер сейчас, без благодати, то имел мало шансов на общение с Господом и его ангелами на том свете.

И потому Сэм молился, потому не мог найти себе места, потому работал ночью по восемь часов. Он с напарником укреплял разведочный тоннель длиной шестьдесят саженей, который пробивали на юг от основной жилы четверо других шахтеров в надежде найти новую. Это было одно из «вложений» Росса и способ нанять больше людей в это непростое время, но до сих пор этот тоннель, как и другие, не принес ничего ценного. Джек Грит, напарник Сэма, шутливо заметил, что они как раз скоро пройдут под новым молельным домом в Уил-Мейден.

Когда в шесть часов прозвенел колокол, Сэм размял спину и перекинул инструмент через плечо, пригнулся и стал пробираться обратно к главному тоннелю, а потом поднялся на три сотни ступенек по разным лестницам до поверхности, где сощурился на белый утренний туман. Он ненадолго задержался, чтобы подготовиться к вечернему чтению Библии, и пошел домой через холм. В коттедже было холодно и сыро, и Сэм разжег хворост, чтобы сделать чай, отрезал ломоть хлеба и задумчиво прожевал его, а затем лег в постель. Он лежал с открытыми глазами с мыслями о Дрейке и недавнем духовном подъеме, в надежде, что принес с собой из Гвеннапа это духовное возрождение.

Но оно куда-то испарилось. Каким-то образом арест Дрейка отравил разум и душу Сэма, изгнав чистоту и благодать. Придется снова проанализировать свою совесть и понять, какие грехи и слабости позволили этому случиться. Сэму хотелось спать, но он крепился. Он выбрался из постели, опустился на колени и стоял так с полчаса — чаще в молчаливых раздумьях, но иногда молился вслух. Затем, наконец, он обрел покой в сердце, лег и провалился в сон.

Он проспал три часа и проснулся еще до одиннадцати, оттого что кто-то тихо ходил по коттеджу. Сэм привстал, потер глаза от яркого света и на мгновение решил, что видит сон.

— Дрейк? Это ты?

— Да, брат. Не хотел тебя будить.

Сэм спустил ноги на пол и встал.

— Дрейк! Тебя выпустили?

— Да, брат. Меня выпустили.

— Слава Господу! Значит, судьи опознали правду, когда ее услышали. Какую милость сотворил Господь!

— Аминь. Но судьи еще не заседали. Обвинение отозвали. Из Тренвита отозвали обвинение. Всё кончено.

— Я сделаю чай, — сказал Сэм. — Сядь и отдохни. У тебя было трудное время.