Затмевая могущественных

— В гостиницу недорогую, — хлопнул я по плечу извозчика, запрыгивая к нему в пролетку, — но и не совсем уж для нищих. Понял меня?

— Понял, — ответил тот с гортанным акцентом, куда более ярко выраженным, чем у покойного князя. — Как не понять — все понял.

Он легко стегнул кнутом над лошадиными ушами — и понятливое животное потрусило по улице. Не так чтобы очень уж быстро — в конце концов, это же не лихач, — но и нельзя сказать, что едва тащилась. В общем, неказистая с виду коняга довольно резво трусила по тифлисским улицам.

— Надолго к нам пожаловали? — поинтересовался у меня, полуобернувшись, извозчик. — Я, господин хороший, не просто так спрашиваю. Тут дело такое, что надо знать, куда везти. Гостиниц, как вам нужна, много в городе. Губернский же он у нас, как-никак, — не забыл похвалиться родным городом он. — Но в одних берут больше за длительный постой. В других же — наоборот. Так какую вам?

— Мне на неделю, — ответил я. — Вряд ли я дольше задержусь у вас.

— Понял, — кивнул извозчик. — На неделю так на неделю. Доставим в нужную гостиницу мигом!

Он снова стрельнул кнутом над лошадиными ушами. Но коняга его от этого быстрее не побежал.

Я же откинулся на основательно потертую спинку пролетки — и внимательно глядел по сторонам.

Тифлис выглядел обыкновенным губернским городом. Конечно, с налетом местного колорита. То и дело на глаза попадались женщины в плотных платьях темных тонов. Мужчины, как правило, одевались почти так же, как мой извозчик. Головы покрывали валяными или барашковыми шапками. По улицам важно вышагивали селедочники-городовые — все им вежливо кланялись. Когда же мы проезжали мимо базара, то я заметил обыкновеннейшую картину. Городовому кто-то быстро сунул несколько монет в кулек с орехами. Обычное дело для Русской империи. Эти люди давно уже привыкли жить не с копеечного жалованья, больше рассчитывая на такие вот «благодарности».

Гостиницу, в которой остановился и даже заплатил за неделю вперед, я практически не запомнил. Обыкновенное здание в три этажа. Правда, довольно длинное, что обеспечивало достаточное количество номеров. Еще когда только выбирался из пролетки, я велел извозчику ждать меня. Тот отреагировал все так же флегматично. Ждать так ждать. Кажется, даже плечами не пожал. Он вообще производил впечатление человека, полностью смирившегося со своей судьбой и уже ничего не ждущего от жизни. Ни хорошего, ни дурного.

Получив ключи от номера, я оставил в нем саквояж и пальто с теплой шапкой. Подумав немного, решил, что брать с собой оружие пока не стоит. Я шел осматриваться в городе — и не собирался предпринимать каких-либо активных действий. Ведь не знал еще, что все так стремительно закрутится.

— А отвези-ка меня на рынок, — велел я извозчику, снова забираясь к нему в пролетку.

— Можно и на рынок.

Лошадка его мерно потрусила в обратную сторону. Ехать пришлось не слишком долго. Я мог бы и пешком пройтись, но из-за абсолютного незнания города — не рискнул. Конечно, я знакомился с Тифлисом на карте. Всю дорогу от самого Питера я рассматривал ее, вглядываясь в лабиринт многочисленных коротких и длинных улиц и улочек города. Однако по опыту знал, что пока все их сам не пройдешь, обязательно заблудишься. Ведь стоит свернуть не туда, ошибиться хотя бы раз, и этого будет вполне довольно, чтобы заблудиться. И даже будь под рукой карта — вряд ли она так уж сильно поможет.

С извозчиком я расплатился щедро, хорошо добавив к запрошенной им сумме. И за спокойную уверенность, и за то, что не возил кругами по городу, набивая цену, и за то, что безропотно ждал у дверей гостиницы. Возница принял деньги все с той же невозмутимостью. Ссыпал монеты в кошель — и направил конягу к ряду повозок, ждущих пассажиров у рынка. Место тут, наверное, было не менее хлебное, чем на вокзале.

Я же отправился бесцельно бродить по базару. Он очень напоминал стамбульский. Хотя, конечно, был куда меньше. А в остальном — тот же совершенно восточный колорит. Десятки людей ходили вдоль прилавков. Приценивались к разным товарам. Шумно торговались. Ругались друг с другом. Тут можно было услышать множество языков и наречий. И почти никто не говорил тихо. Все предпочитали либо произносить слова на повышенных тонах, либо вовсе кричать как оглашенные. И конечно же активно жестикулировали, размахивая руками. Казалось, что все ругались со всеми. Покупатели друг с другом, толкаясь у прилавков. Покупатели с продавцами, торгуясь до хрипоты. Продавцы между собой. Последние вовсе как будто проклятья какие-то слали тем, у кого день лучше, чем у них.

Островками спокойствия в этом хаосе были городовые. С неизменной важностью ходили они по базару. И никто не смел даже задеть их. Власть, видимо, тут уважали, а, скорее всего, боялись. Это было хорошо видно по косым взглядам, что бросали на городовых торговцы. Да и покупатели тоже. В Питере так даже на жандармов при исполнении не смотрели.