Зато мы делали ракеты. Воспоминания и размышления космонавта-исследователя

Дело было на испытательном военном полигоне в Тюра-Таме (теперь космодром Байконур) на первом запуске межконтинентальной ракеты Р7. На полигоне я присутствовал в качестве представителя от НИИ-4 как специалист по теории полета ракет. 15 мая во время пуска находился на наблюдательном пункте в полутора километрах от старта. Смотрел, как поднимается ракета. Это сейчас все уже насмотрелись по телевидению на стартующие ракеты, а тогда для меня, как и для всех присутствовавших, это было впервые, и не по телевидению, а в натуре! В какой-то момент показалось, что дернулся факел, но ракета продолжала лететь и скрылась за горизонтом, правда, подозрительно быстро. Мой сосед по окопчику, полковник А. Г. Мрыкин (главный заказчик ракеты от Министерства обороны) выскочил на бруствер, замахал руками и как-то смешно и неубедительно закричал: «Ура!» Мы сели в машины и помчались в «банкобус», барак, построенный рядом со стартом, где обсуждались и принимались решения по работам на старте при подготовке ракеты к пуску, чтобы выслушать доклады о ходе первого полета.

Доклады были на мотив «все хорошо, прекрасная маркиза». Богомолов даже уверял, что, по данным радиосредств контроля траектории и телеметрии, полет прошел нормально, и его радиосредства работали до момента, когда ракета скрылась за горизонтом. Когда на следующий день мы просмотрели пленки, подтвердилось только последнее: ракета действительно ушла за горизонт и упала на расстоянии около 300 километров от старта. Авария. Первый блин комом. Но зато старт цел! Для оптимиста важно в любом поражении находить положительные стороны. Старт — это грандиозное по тем временам и весьма дорогое сооружение, его быстро не сделаешь заново, и вообще — хоть немного, но пролетели. Неплохо для начала.

Как водится в таких случаях, создали комиссию для выяснения причин аварии. Меня, естественно, тоже это интересовало, и, как и все, я каждый день с утра охотился за телеметрическими записями. Телеметрия тогда записывалась на фотопленки, смотреть которые можно только на специальном просмотровом столике с подсветкой. На это уходило много времени. Поэтому счастливчики, заполучившие пленки, старались укрыться в каком-нибудь изолированном помещении, чтобы спокойно поработать и подумать над тем, что видишь.

И вот на одном из заседаний комиссии Королев с возмущением заявил: «Феоктистов мешает нам работать! Все время утаскивает куда-то нужные пленки». Тогда я сильно расстроился: это было несправедливо. Не так уж и часто мне удавалось заполучить интересовавшие меня пленки. Правда, интересовали каждый раз те самые, которые, по моему мнению, могли дать ответ на вопрос о причине аварии. Надо сказать, что поиск причины аварии по телеметрическим записям напоминает детективное расследование, которое параллельно ведут и одиночки, и целые группы. Так сказать, вольная охота. Наверняка телеметристы КБ Николай Голунский и Владимир Воршев, здоровенные ребята с пугающими, прямо-таки бандитскими, по моему тогдашнему впечатлению, физиономиями, нажаловались на меня в ответ на упреки начальства, почему время идет, а они никак не могут разобраться в чем дело. Но я на них не обиделся и впоследствии много с ними работал. Мой товарищ, работавший у Королева и знавший, что я хочу перейти к нему в КБ, успокаивал: плюнь ты, не горюй, если он кого-то ругает, значит, все в порядке, заметил человека, считается с ним, собирается с ним работать. Доводы, конечно, были совершенно нелепыми.

К тому времени мне стало ясно: он создал необходимые нам условия: КБ, завод, кооперация, испытательная база, полигон. И наконец — вот она, ракета, способная выводить спутники на орбиту. И все организовано и сделано в кратчайшие сроки. Это требовало уникального таланта организатора и специфических способностей. Правда, смотрел я на эти способности как-то сверху вниз, считая, что важнее — творческая работа по генерированию здравых, насущных и в то же время смелых инженерных идей, умение проверять их расчетом и превращать потом в машины. То есть главной считал работу проектанта. Это естественно в любом деле, и особенно в нашем.

Подобно многим, я полагал, что Королев только организатор, а как инженер ничего особенного не представляет. Это не совсем так: Королев обладал, помимо организаторского таланта, вполне трезвым инженерным умом и понимал, что его главная обязанность — быть там, где труднее всего, выявлять спорные технические проблемы, анализировать неудачи и своевременно принимать решения, не уклоняясь от этой отнюдь не почетной обязанности. Конечно, главный конструктор и одновременно руководитель крупного предприятия не мог вникнуть в каждый вопрос и с ходу найти в нем все «за» и «против». В сложных случаях он предпочитал устраивать столкновения сторон или предлагал несколько вариантов для обсуждения. Умел провоцировать споры и дискуссии. При этом, как правило, успевал ухватить суть дела.