Вперед, моя королева, вперед. – И они ступили на хрустящую, как снег, дорожку, висевшую в воздухе.
Внезапно оцепенение, овладевшее ею в предощущении торжественности свидания с собственным будущим, схлынуло и к ней вновь вернулось чувство той легкости в отношениях, когда хочется шутить и ерничать. Она вырвала свою руку из пальцев Леймона и, пробежав несколько шагов по пружинящей под ногами дорожке, обернулась и вызывающе задорно крикнула:
Эй вы, господин предсказатель! Это все что вы умеете? Любая цыганка за три рубля сказала бы больше! – И унеслась вперед.
Вскоре, далеко внизу, под ногами она увидела кудрявую пену прибоя, разбивающегося о скалы и… океан. Безбрежный, бесконечный океан. А дорожка взбиралась все круче вверх, как серпантин горной дороги. Анна бежала одна и было ей так легко, как никогда в жизни. Она поворотила голову назад и вниз и увидела пыхтящего, измучившегося в бесплодных попытках настичь ее Леймона. «Старикан, несмотря на весь свой спортивный вид, оказался на удивление непроворен», – усмехнулась она. Анна укоротила шаг, чтобы позволить тяжелому, неповоротливому Леймону настичь себя. «Ну же, показывай! Каково оно, мое будущее?» – весело заорала она прямо ему в лицо, когда он догнал ее и обхватил за талию. Не говоря ни слова, Леймон оттолкнулся от дорожки, и они полетели. «Оказывается, летать так легко и естественно», – с восторгом подумала Анна, обвиваясь всем телом вокруг него, как гибкий плющ вокруг могучего дуба. Одежда облетела с них, как пожухлая листва облетает под напором холодного ноябрьского ветра. Они слились еще теснее и взвились ввысь, до самых ярких звезд, и понеслись, понеслись, перепрыгивая со звезды на звезду, и… вдруг провалились, полетели вниз, беспорядочно кувыркаясь. «Все. Это смерть». – Она вглядывалась в бешено вращающуюся землю, приближающуюся с катастрофической скоростью, а сердце ее перестало биться, замерев в сладкой истоме.
И тишина… Упоительная, сочная тишина. Анна подняла голову. Она лежит на лугу. На зеленом, плоском, как стол, бескрайнем лугу. Она поднялась на ноги и, решив позвать Леймона, вдруг… заржала. Испуганная и удивленная, извиваясь всем своим гибким телом, она принялась осматривать себя. О, ужас! Она больше не человек! Она… – лошадь! Молодая, длинноногая, стройная… Но лошадь! Кобылица, черт возьми! Ей захотелось зареветь от тоски, но вместо этого из горла вырвалось длинное, переливчатое, во всю октаву, ржание. От негодования она затопала всеми четырьмя ногами и взвилась на дыбы. «Леймон, чертов Леймон, где ты? – хотелось проорать ей, а получилось нечто нечеловечески слитное, возбужденно-призывное, как рев тепловозного гудка.
Сначала она почувствовала волну тепла, исходящую от живого существа и услышала тяжелый сап, перемежающийся хрипом возбуждения. Она прихотливо изогнула длинную шею, чтобы глянуть назад.
Огромный, раза в полтора больше нее, жеребец стоял позади нее и, припав на передние ноги и склонив шею, тряс головой, пытаясь, видимо, потереться щекой о ее ляжку. Эти неуклюжие попытки вызвали у нее приступ веселого ржания. Она сделала пару шагов назад и, энергично мотнув крупом, сбила с ног это потешное чудовище.
Резво взяв с места, стремительным галопом Анна рванулась туда, где зеленый луг сливался с лазурно-голубым небом, оставив далеко позади оскорбленного в лучших чувствах незадачливого кавалера. Но он уже снова на ногах, он уже несется за ней. Он явно резвее нее, но Анна гибче, хитрее. Вот он уже почти настиг ее, он вытягивается в струнку, тянет мускулистую шею и кусает ее за плечо, требуя остановиться, но Анна делает резкий поворот почти перед самым его носом, и он, споткнувшись о ее задние ноги, летит кубарем через голову. Ее тоже изрядно мотнуло, но она удержалась на ногах, выправила шаг и, заложив большую дугу вокруг поверженного соперника, перешла с галопа на легкую рысь.
Тяжело поднявшись на ноги, жеребец жалобно, словно жалуясь кому-то, заржал и медленно похромал куда-то в сторону, всем своим видом демонстрируя, что он уже позабыл о самом факте существования норовистой кобылицы. Завидев это, Анна перешла на шаг, а потом и вовсе остановилась, равнодушно повернувшись к невеже задом и спокойно пощипывая травку. И лишь резкие, нервные взмахи длинного, пышного хвоста выдавали ее вожделение.
И вновь она услышала позади себя распаленное сопение, и вновь ее окатила волна тепла… Но она даже не успела повернуть шею, как на ее круп легла тяжесть огромного тела…