Уф-ф, – фыркнул Сосо. – Подумаешь, контракт… Через пять лет я тебе всю Землю отдам… А ты – контракт… Новую войну готовлю, последнюю войну. Скоро, совсем скоро. И тогда душ у тебя этих будет… Все твои будут.
Ну, не знаю, не знаю. – Рыжий ехидно заулыбался. Даже в полутьме спальни Сосо разглядел эту мерзкую улыбочку. Такой она была отвратительной, такой издевательской. – Перед прошлой войной вы мне тоже, помнится, обещали, что она будет последней. «Ты только помоги Адольфа обмануть, Пантелеймон», – подделываясь под голос Сосо, собезьянничал он.
Тяжелой, свинцовой волной гнев ударил ему в голову, заставив схватить с полу свой мягкий кавказский сапог и швырнуть его в Пантелеймона. Тот с трудом, но увернулся. «Старый становлюсь, слабый, – подумал Сосо. – Раньше этот бездельник не посмел бы так себя вести. Наверное, «друзья-соратники» тоже так думают…»
Ладно. Сядь на стул. Да не трону я тебя, – попытался успокоить он Пантелеймона. – Не бегай по комнате. В глазах рябит…
Пантелеймон плюхнулся на стул, бесцеремонно вытянув вперед ноги и скрестив на груди руки.
Нет, ну вы сами посудите, уважаемый Сосо, – начал рыжий наглец, – какой мне прок в этой вашей войне? Вот, в прошлый раз, например. Готовились, готовились, а взяли всего-навсего Берлин. А то русские до вас Берлина не брали… Брали-с. И неоднократно. И без такого надрыва, как у вас. А то, что же это такое? Десятки миллионов загубленных душ, и все мимо меня! То невинно убиенные, то в боях за Родину… Нет, ну мне-то какой в этом прок?
Молчи, дурак! – рявкнул Сосо. – Для кого стараюсь? Для тебя же и стараюсь, чтобы зону действия нашего с тобой контракта расширить. Пол-Европы уже твои. Я там немножко поработаю… Ты знаешь, как я умею работать… – Он строго глянул на Пантелеймона. – И там будет то же, что здесь. На веки вечные.
На губах Пантелеймона опять появилась эдакая глумливая улыбочка. «Жаль, не взял с собой. – Сосо вспомнил о небольшой плоской серебряной коробочке, которую он держал в ящике своего рабочего стола. – Но разве угадаешь, когда появится этот наглец? Надо с собой носить, положить в нагрудный карман и всегда иметь с собой. Пора проучить этого зарвавшегося типа. – В сорок шестом его патриарх ездил в Грецию, на Афон. Привез оттуда чудотворные мощи – указующий перст евангелиста Матфея, и преподнес его в дар ему, Сосо. – Очень даже эффектно получится». – Сосо заулыбался, как наяву, представив, как начнет корчить и корежить эту наглую харю, когда он засунет ему за пазуху серебряную коробочку с мощами.
Смешно-с, право слово. Смешно-с, когда смертный берется рассуждать о вечности. – Пантелеймон, казалось, позабыл, что он сюда пришел как проситель.
Так говоришь, Рубинчик пароход поднял? – Сосо решил вернуть собеседника на грешную землю. – Так чего же ты всполошился? Помнится, сам меня уверял, что беспокоиться нечего, что никто до контракта добраться не может…
Развязность с Пантелеймона как волной смыло, он снова вскочил на ноги.
Как же… Как же… Пусть все-таки на дне… На дне как-то поспокойнее, – затараторил он.
А что же ты сам? Не можешь решить вопрос с Рубинчиком? – Сосо почувствовал удовлетворение оттого, что так легко и вовремя напомнил наглецу кто есть кто. – Меня просишь?
Да, да… – Как китайский болванчик закивал рыжей головой Пантелеймон.