Воцарилась абсолютная тишина, только старые ходики продолжали размеренно тикать, да слабо потрескивал фитиль керосиновой лампы. Трудно было представить, что один из богатейших людей империи станет с ними разговаривать, тем более торговаться и о чем-то договариваться.
Это ерунда, – сказал Миха. – Ничего не получится.
Сосо метнул на него взгляд, и всем показалось, что в полутемной комнате на миг стало светлее.
Кто пойдет к Манташеву? – верноподданнически глядя на своего кумира, спросил Симон.
Ты пойдешь, – ответил Сосо.
А если он не захочет со мной разговаривать?
Захочет. У него где поместье? В Поничала?
Да, на берегу Куры.
Чтобы он был сговорчивее, надо сжечь что-нибудь из хозяйственных построек… Не поумнеет, подожжем дом.
Конюшню, – почему-то обрадовался Симон. – У него там лошади породистые, дорогие. Много лошадей…
Причем тут лошади, Камо? – удивился Сосо столь нерациональной жестокости. – Это же не люди… После придешь к Манташеву… Не будут пускать, намекнешь, что знаешь кое-что про пожар.
Сосо оказался прав, как всегда. Манташев дал деньги.
Батум встретил холодным порывистым ветром с моря, разносящим по улицам протяжную песнь муэдзина, оранжево-желтыми мандаринами, которыми в сезон, кажется, завален весь город и… полнейшим непониманием местного комитета. Местные испугались радикализма тифлисского эмиссара. Видимо, море, порт, близость турецкой границы и… повальная контрабанда – не самые лучшие декорации для революционной деятельности. С местными он разругался в пух и прах. Его поддержал только один человек. «Фактически, организацию надо создавать заново, – подумал Сосо. – А с этими, заплывшими жиром…»
Остановился он по адресу, который ему дали еще в Тифлисе. С местными решил не связываться. Хозяин дома, рабочий-аджарец, работал на заводе братьев Нобелей. Это было очень кстати. Сосо действовал через него. Через короткое время завод был готов к забастовке. Все рабочие были поделены на десятки, во главе каждой стоял начальник. Каждой десятке была определена своя задача. Револьверы, закупленные здесь же, в Батуме, были розданы рабочим. Избран был штаб из пяти человек, который должен был осуществлять оперативное руководство забастовкой. А направлял этот штаб, естественно, он, Сосо. Причем его не видел никто, кроме Мехмета Даривелидзе, у которого он квартировал, и двух членов штаба. Все было великолепно продумано и исполнено, и даже дата выступления назначена.
Но за несколько дней до забастовки на заводе подняли зарплату рабочим в полтора раза. Рабочие тут же отказались выступать. Сосо аж зубами заскрипел, поминая недобрым словом местных комитетчиков. «А с этими, заплывшими жиром… – снова подумал он, – мы еще разберемся». С некоторых пор он думал о себе только так: «мы».
Члены штаба и руководители десяток, простимулированные Сосо, продолжали свою работу, ежедневно вливая яд классовой ненависти в сознание рабочих. А Сосо… Сосо оставалось ждать и мучиться от вынужденного безделья.
За дверью опять послышалось острожное поскребывание. «Какого черта ей опять нужно», – раздраженно подумал Сосо, ожидая увидеть робкую физиономию хозяйки. Но дверь вдруг широко распахнулась, на пороге стоял какой-то господин, а хозяйка, пытаясь выглянуть из-за его спины, делала какие-то судорожные жесты.
«Полиция!» – вспыхнула в мозгу паническая мысль, а правая рука, мгновенно юркнув под подушку, нащупала шершавую рукоятку нагана.
Здравствуйте, молодой человек. – Господин шагнул в комнату и захлопнул за собой дверь. То, что за ним следом в комнату не ввалился десяток полицейских в форме, несколько успокоило Сосо, но он все же не думал пока расставаться с наганом, продолжая держать руку под подушкой и внимательно следя за вошедшим.
Кто вы такой и зачем пришли сюда? – спросил Сосо вместо приветствия. Он уже сумел взять себя в руки, и в его голосе не чувствовалось ни нотки волнения.
Незнакомец, не торопясь отвечать, обвел комнату взглядом, снял пальто и шляпу и повесил их на гвоздь, рядом с одеждой Сосо. Потом, не спрашивая разрешения, прошел к столу и, выдвинув стул, уселся на него, забросив ногу на ногу. Сосо внимательно следил за этим наглецом… и ждал, как в случае с мухой.
Господин взял со стола «Фауста», раскрыл, полистал и, отложив его в сторону, сказал:
Экие, вы, однако, книги читаете, молодой человек… Молодец, молодец… Хвалю! Не скучно? Нет?
Говорил он по-русски, но с жутким акцентом. Слова произносил быстро, как будто выпаливая их из пушки, к тому же глотал и комкал окончания.
«Мингрел», – решил для себя Сосо. Об этом свидетельствовала не только манера говорить, но и рыжая, аккуратно постриженная и уложенная шевелюра. Господин вообще выглядел респектабельно. Одет он был в дорогой костюм в серую и черную полоску, из нагрудного кармана которого выглядывал белый платок. Галстук спокойных тонов и черные лаковые ботинки дополняли гардероб незнакомца, создавая впечатление солидности и богатства.