Затон

Во-вторых, далеко не факт, что порученную ему работу этот человек сделает хорошо. Разве ты не заметил, что работать добросовестно нынче не в моде?

Ну да, – нехотя согласился отец. – У нашей милиции низкая зарплата, плохое оснащение…

При чем тут это, – с досадой махнула рукой Ляля. – Ты, прямо, как мой зам. Он как-то, еще будучи майором, заявил: «С такой зарплатой с нас вообще никакой работы нельзя требовать. Вон, у меня соседка проституткой работает. С каждого клиента по сто баксов имеет. А сколько у нее таких за день… А я, майор милиции, собственной шкурой рискую, а получаю копейки». Я ему тогда ответила: «Что же ты не идешь в проститутки? Иди. Бери с каждого клиента по сто баксов. Пусть тебя имеют во все…»

Ляля! – перебила ее мать. – Ну не при ребенке же…

Хм-м, – хмыкнула Ляля. – Это Анна что ль ребенок? Ладно. Ну вот. Я ему говорю: «Государство считает, что майор милиции должен получать вот столько. И не наше с тобой дело митинговать и торговаться. Не нравится зарплата – уходи. А раз ты сидишь на этом месте, то будь добр, работай на совесть». В свое время, когда я еще только пришла в милицию, наставник мой, Кузьмич, честнейший человек, царство ему небесное, говаривал: «Дело надо делать хорошо, а плохо само получится». – Она перевела дух. – Ты не думай… Это я не про милицию. Это я про всех. Исчезла… Исчезла куда-то этика труда. Нынче вот даешь задание человеку, объясняешь, что ему нужно сделать, а у него в глазах не понимание светится, а цифирки прыгают, как в окошке кассового аппарата.

А как же ты хотела, дорогой мой товарищ полковник? – Тон отца сразу же стал таким, как будто ему приходится вновь растолковывать нерадивым студентам непонятые ими азбучные истины. – За работу надо платить. Прошли те времена, когда люди задарма работали. Мы теперь живем в рыночном обществе…

Ой, только не надо… – Ляля скривилась, как от зубной боли. – Задарма вы работали… Я тебя умоляю… Во всяком случае, мой жизненный опыт свидетельствует о следующем: если человек умеет и хочет работать, он будет работать за любые деньги, а если он не умеет и не хочет работать, то хоть озолоти его, он работать не будет. А сегодня, тем более… Все только и глядят, как бы кусок пожирней ухватить.

Здесь, Лялечка, ты не оригинальна, – улыбаясь, сказал отец. – Еще фараон Хеопс жаловался на то, что молодежь-де нынче не та пошла.

А я не о молодежи, – жестко сказала Ляля. – Зачем на них чужие грехи вешать? У них, – она ткнула пальцем в сторону Анны, – и своих грехов предостаточно, за которые им придется отвечать перед Богом. Я говорю о нас с тобой. О нашем поколении. Ведь это мы первые задали вопрос: «А что я с этого буду иметь?»

А что ты… – начал было отец, но мать, укоризненно глянув на него, строго приказала:

Замолчи, ради бога, – и тут же сменила тон на просительный: – Лялечка, милая, я тебя прошу, давай по делу, а?

По делу, так по делу, – охотно согласилась Ляля. – Сидим дома, никуда не выходим. В понедельник зайду, сообщу, когда можно выходить. Пригласишь на прогулку еще кого-нибудь. Вот хотя бы Ирку ту же самую, чтобы лишних людей не привлекать. Быть все время на людях, не уединяться. Ну, подробные инструкции я тебе дам в понедельник. Да… Еще кое-что. Никого не принимать, кроме меня, разумеется. По телефону – ни с кем ни-ни. Мобильники лучше пока вообще выключить и засунуть подальше.

А мобильник остался там же, где и паспорт.

Ну, да ладно.

Ляля ушла к себе. Остаток уик-энда прошел без особых приключений, если не считать телефонного звонка. Звонивший посоветовал держать Анну дома… Родители перепугались окончательно, мать тут же убежала к Ляле – советоваться.

Но время шло своим чередом, и понедельник наступил точно в установленный для него срок. Мать, как всегда опаздывая, умчалась в свою библиотеку, а отец отправился принимать экзамен у студентов. Перед уходом они разбудили Анну и в течение получаса, нервничая и перебивая друг друга, давали советы и наставления; частью банальные и наивные, частью нелепые и взаимоисключающие.

Хлопнула дверь, и в квартире воцарилась тишина. Анна, довольная тем, что наконец-то ее оставили в покое, попробовала снова уснуть, но сна как ни бывало. Она опустила руку вниз, пошарила под диваном и извлекла оттуда трубку радиотелефона.

Ирка, привет! – поприветствовала она лучшую и единственную подругу.

Привет, подруга. Так ты расскажешь, в конце концов, что там у тебя приключилось? – Иркин голос с трудом пробивался через какие—то посторонние шумы и помехи.

Ты что сидишь на дне самого глубокого в мире колодца?

Угадала, – засмеялась Ирка. – Еду в метро. Ну что? Будешь рассказывать?

Ир, у меня к тебе просьба. Сможешь сегодня отпроситься с работы и проболтаться со мной целый день? Тогда и расскажу все.

Какие могут быть вопросы? Я сегодня и так собиралась фонды объезжать. На работу только за документами заеду… Но с тебя обед. В «Фабио». Идет?