Затонувшие сокровища

Тем временем землесос выплевывает ил, засасываемый им со дна в две огромные металлические корзины, установленные на «Джемс энд Мэри». Этот плот, ставший для нас фетишем благодаря своему названию, является одновременно нашим бесценным помощником. Мутный поток, изрыгаемый землесосом, заставляет порой сильно волноваться тех, кто приставлен к этой адской машине. Волнуется и Фредерик Дюма, которому приходится часто склоняться над выбрасываемой ею блестящей желтоватой струей. Часто какой-нибудь предмет искрой мелькнет в этой жиже и тут же исчезнет под лавиной разбитых кораллов, гнилого дерева и песка. Если кусочек металла дает желтоватый отблеск, он кажется золотым, если белый — серебряным. По этому поводу разгораются споры. Водолазы быстро останавливают землесос и роются в ситах, по локти запустив руки в ил.

Большей частью предмет, застрявший в этой магме, оказывается куском железа или меди. Эти металлы, проходя через каменный поток, очищаются и полируются до блеска и сияют, как золото или серебро.

Пополудни Эжен Лагорио, прозванный Жеженом, устанавливает на дне подводную кинокамеру на треноге. Объектив направлен на рабочую площадку. Просмотр организуется позднее в кают-компании: кадры получились отличные! Теперь я могу непрерывно следить за ходом раскопок.

На рабочей площадке идет беспощадная борьба с непроходимым лесом «оленьих рогов». Мертвые и разбитые, они валяются в иле, переплетаясь друг с другом. Землесос фыркает, заглатывая миллионы этих шершавых палочек, и в конце концов закупоривается. Приходится его прочищать самым простым способом: последовательно включать и выключать подачу воздуха, или «таранить», как выражаются водопроводчики. Если этот способ не дает результатов, надо отсоединить 17-метровый шланг от нижней части колена и прочистить его.

Во второй половине того же дня Гастон откапывает вручную еще одну печать для пломбирования в средней части стенки траншеи со стороны холма, обращенной к оси судна. На одной стороне печати табличка со сложной и неразборчивой надписью, на другой — герб с тремя лилиями, увенчанный короной. Из окружающей герб надписи удалось разобрать несколько букв: QUO FERA…

Мы уже извлекли из ила много ядер. Когда разбили покрывавшую их коралловую оболочку, нам показалось, что они не тронуты временем, однако через несколько дней ядра рассыпались в прах.

Несмотря на чудовищную дневную нагрузку, вечера по-прежнему посвящаются воскрешению исторических событий, чтению или изучению документов, которые могут помочь нам в археологических поисках.

В этот вечер в кают-компании разгорелись жаркие споры по поводу печатей для пломбирования. Весьма возможно, что они использовались при опечатывании мешков с золотом. Все больше напрашивается интерпретация надписи «RO 100» как «Reale d’oro ciento» («100 золотых реалов»).

Аркебуза и печать для пломбирования

Воскресенье, 4 августа. Несколько шквалов с дождем при все усиливающемся ветре с юга и юго-востока. Нельзя забывать, что мы находимся в центре коралловой отмели, поглотившей бесчисленные жертвы. Погружаюсь в воду с Реми де Хененом и первой бригадой, то есть с Бернаром и Гастоном. Тщательно обследую траншею, вырытую у подножия холма. Она начинается у двух пушек, расположенных параллельно правому борту судна, проходит вдоль холма на протяжении пяти-шести метров, а затем отклоняется от него по касательной, чтобы прорезать насыпь, покрытую «оленьими рогами», которую я отразил на плане. Здесь бригады натолкнулись на труднопреодолимое препятствие.

Не везде глубина траншеи точно соответствует одному метру. Она отчетливо просматривается в первой половине. Над ней возвышается склон кораллового холма с разбитой пушкой и кулевриной. Мы обнаруживаем две очень важные вехи на северо-восточной стенке траншеи: железный брус, а чуть дальше бревно. Они торчат под прямым углом к траншее и крепко засели в кораллах. Это подтверждает гипотезу, согласно которой сам корабль образует этот холм. Гипотеза довольно смелая, но, возможно, не слишком нелепая в этом мире, где кораллы растут повсюду с такой быстротой!

Диди отмечает, что северо-восточная стенка траншеи сложена белым коралловым известняком, в который вклинивается археологическая прослойка останков корабля примерно на глубине 30 сантиметров от поверхности грунта. Толщина этого слоя едва достигает 20 сантиметров. Именно здесь мы и находим дерево, черепки глиняной посуды, осколки стекла. Ниже этого слоя — снова белый коралловый известняк. Все это очень трудно объяснить. Неужели весь корабль был так сплющен за прошедшие века, что толщина его археологической прослойки не превышает 20 сантиметров? К полудню траншея прорезала насыпь, но очень узкой полоской. Никаких артиллерийских орудий и ядер с левого борта судна не обнаружено, но зато много черепков и, наконец, длинные железные гвозди, возможно от обшивки. Несомненно, это конец левого борта галиона. Но где же все-таки пушки?