Мер вошла. Пахло свечным воском и пергаментом, а ее шаги скрадывал мягкий ковер. Комната была прекрасна: стены украшали гобелены, изображающие родовые древа владык и героев, которые побеждали драконов. Мер озиралась, раскрыв рот; неудивительно, что князь проводил здесь так много времени. Будь у нее такая комната, она бы из нее не вылезала. Зачарованная богатством и великолепием убранства, Мер прошла дальше.
– Какая прелесть, – произнес чей-то голос.
От страха сердце так и сжалось. Чуть не упав, Мер развернулась и хотела бежать, пока не поймали, но чья-то рука ухватила ее за шиворот. Девочка впустую замолотила по воздуху ножками, точно угодивший в силок кролик.
Подняв взгляд, она увидела его.
Человека, что привез ее в замок, забрал ее у семьи. Ренфру. Княжеского соглядатая.
Впрочем, на шпиона он походил не сильно. Лицо – самое обыкновенное, уши – большие, оттопыренные. Зато взгляд, как у ястреба, острый и пристальный. Губы кривились в перевернутой улыбке.
– Дверь же вроде была заперта? – спросил Ренфру.
Мер хотела соврать, но мама учила всегда говорить правду, и она решительно кивнула.
– А, – протянул Ренфру, но обращался будто не к ней. – Войти-то ты вошла, но как думала сбежать?
Шпион опустил Мер на пол, и она пристыженно зарделась:
– Через ту же дверь.
Ренфру поцокал языком:
– Это твоя первая ошибка. Никогда не выходи тем же путем, которым вошла. Всегда оставляй хотя бы два пути для побега.
Мер смущенно воззрилась на шпиона. Она уже ждала наказания за то, что проникла в комнату военного совета, а Ренфру к такой дерзости, похоже, отнесся одобрительно. Опустился перед ней на корточки и заглянул в глаза.
– Я хотела посмотреть, что тут. – Мер упрямо вздернула подбородок.
– Знаешь, что вон на тех картах? – спросил Ренфру. – Или в тех заметках? Читать умеешь?
Мер покачала головой.
– А научиться хочешь?
Мер неуверенно заерзала на месте. Ей дела не было до карт и заметок, однако Ренфру предлагал хоть что-то. И пусть ее детский разум еще не постигал, чего потребует учеба, ей просто хотелось быть нужной хоть кому-то. Родители ее отдали, а князь и вовсе забыл. Соглядатай единственный ее заметил.
– Да, – ответила Мер.
Так началось ее обучение.
По прутьям клетки скатывалась вода.
Мер вслушивалась в тихий ритмичный звук капель. Если бы не оковы на руках, она бы эту воду пустила в ход и заставила расщепить доски тюремной повозки.
Однако железо делало ее беспомощной, как обычного человека.
Ее способности назывались по-разному.
Таких, как она, знать именовала лозоходцами, но к этому слову Мер питала легкое презрение, потому что умела нечто большее, чем просто находить воду. Горожане и торговцы говорили «водознатцы», что было немного точнее. Мер о воде знала все, даже о влаге в теле человека, которую могла использовать как оружие.
Однако жившие поближе к глуши, те, кто придерживался старых обычаев и верил в сказания, всякий раз, заслышав о таких, как Мер, оглядывались на горы на востоке.
Они говорили, что детей вроде Мер коснулись иные.
Магия – не людское дело. Она происходила от иного народца, была чем-то страшным и удивительным. На всякого, в ком обнаруживался дар, взирали со смесью недоверия и алчности. Поговаривали, будто иной народец иногда забредает в земли людей и в добром настроении дотрагивается до живота беременной женщины – одаривая дитя своей магией. Или же дело было просто в удаче, и сила перепадала кому-то по причуде судьбы.
Мер привалилась спиной к борту телеги и постаралась успокоить дыхание. Увезут ее утром – она подслушала разговоры солдат. Служивые хотели хорошенько выспаться, поэтому стеречь повозку остался только один из них. Впрочем, и его хватит. Можно было и вовсе часового не ставить – пока Мер удерживало железо оков.
Ей во что бы то ни стало надо сбежать. Не могла она вернуться к князю Гаранхиру и сказала Ренфру чистую правду: она скорее умрет.
Мер так крепко стиснула кулаки, что ногти впились в ладони.
Ночь выдалась ненастная. Тепло приходило теперь только после полудня, когда из-за серых туч пробивалось солнце. Осень была сырой, холодной и принадлежала Мер… но не сейчас.
Мер попыталась воззвать к своей силе, за что поплатилась острой болью в голове. Она поморщилась и зло посмотрела на оковы. Сокрушенно выдохнула. Могло быть и хуже. Первый раз, когда она сбежала от Гаранхира, все окончилось куда плачевнее. На каждом шагу ее преследовало отчаяние и по ночам мучили сны…
Тела, разбросанные у колодца; солдаты, сбрасывающие мертвых в воду.
…и все это случилось по ее вине.
Бывали дни, когда она думала вовсе не вставать из постели, хотела просто позволить измождению забрать ее. Чтобы ветер, дождь и боль в животе погрузили в сон без грез.
В конце концов спасла Мер вовсе не храбрость, а чистое упрямство.
Люди желали ей смерти.
И это зародило в ее своевольном сердце жажду жизни.
Поморщившись, Мер снова подергала цепи. Будь у нее проволока, она сумела бы вскрыть замок…
Снаружи донесся какой-то легкий звук.