Слабо освещенный маленькой нашлемной лампой, перед ним смутно высился темный свод, стены его были покрыты тонким слоем ила, он напоминал огромное бархатное чрево из какого-нибудь сюрреалистического кошмара. Черная непрозрачная вода сплошным вертикальным занавесом скрывала низкую сцену в центре аудитории, как бы пряча некую священную тайну. Сходство помещения с огромным чревом увеличивалось, а не уменьшалось круглыми рядами сидений, и Керанс, прислушиваясь к шуму в ушах, уже не был уверен, что не слышит смутный подсознательный реквием из своих снов. Он открыл маленькую дверь, которая вела вниз, в аудиторию, и отключил телефонный кабель, чтобы не слышать голоса Стренгмена.
Лампа осветила покрытые илом ступени лестницы. В центре купола вода была почти на двадцать градусов теплее, чем в контрольном помещении из-за странных причуд конвекции, и он ощутил себя как в горячей ванне. Прожектор осветил карту звездного неба на куполе, покрытом трещинами; они светились, как очертания далеких галактик. Он смотрел вверх на незнакомые созвездия, словно какой-то подводный Кортес, вынырнувший из глубин и впервые взглянувший на безбрежный Тихий океан открытого неба.
Стоя на сцене, он смотрел на слепые ряды сидений, окружавшие его, и размышлял о том, какой же утробный обряд совершается здесь. Давление воздуха в шлеме резко усилилось, как только люди наверху потеряли телефонную связь. Клапаны по бокам шлема глухо стучали, серебряные пузыри срывались и улетали прочь, как маленькие стремительные призраки.
Постепенно, по мере того, как медленно текли минуты, наблюдение за этими странными созвездиями, возможно, глядевшими еще на Землю триасового периода, стало казаться Керансу самым важным делом. Он спустился с эстрады и двинулся назад в контрольное помещение, волоча за собой воздушный шланг. Дойдя до двери, он с внезапной вспышкой раздражения завязал его петлей и одел на руку. Немного помедлил, затем сделал вторую петлю на ручке двери, обеспечив себе радиус перемещения в двадцать футов. Он вновь спустился вниз, но застыл на полпути к помосту, откинув назад голову и стараясь прочно запечатлеть очертания звездного неба на своей сетчатке. Теперь эти звезды казались ему более привычными и знакомыми, чем те, что он всегда видел на небе.
Почувствовав резкую боль в евстахиевой трубе, он попытался глотнуть, но внезапно понял, что внутренний клапан, пропускавший в шлем воздух, не действует. Слабый свист раздавался через каждые десять секунд, но давление стремительно падало. Чувствуя головокружение, он взобрался наверх и попытался отвязать воздушный шланг от ручки двери. Теперь он был убежден, что Стренгмен воспользуется моментом, чтобы инсценировать несчастный случай. Задыхаясь, он споткнулся на ступеньке, поднялся и неуклюже упал на сиденье в контрольной комнате.
Его прожектор в последний раз осветил потолок аудитории — этот огромный свод кошмарного чрева. Керанс ощутил приступ тошноты. Он рванулся назад и распластался на ступенях, оцепенело вцепившись в петлю на дверной ручке. Внешнее давление воды смяло его водолазный костюм — казалось, перегородки между его кровеносными сосудами и теплой морской водой больше не существовало. Глубокая иловая колыбель ласково обняла его, как огромная плацента, более мягкая, чем самая нежная постель, какую он когда-либо знал. Сознание угасало. Высоко над собой он видел древние туманности и галактики, светящиеся сквозь тьму утробной ночи, но постепенно даже их свет отступал, и теперь он видел лишь слабый отблеск, доходивший из укромных уголков мозга. Он спокойно начал приближаться к этому свету, медленно плывя к центру купола, а этот слабый маяк все отступал и удалялся по мере его приближения. И вот он совсем погас, и Керанс плыл в ночной темноте, как слепая рыба в бесконечном незнакомом море, чем-то побуждаемый двигаться вперед, но никак не осознающий истоков этого побуждения…
Проходили эпохи. Гигантские волны, бесконечно медленно накатывались на берега времени и опадали. Он плыл из одного потока времени в другой, из одного океана вечности в следующий, тысячи его отражений дрожали в зыбких гранях бесконечного. В его легких, казалось, плескалось гигантское внутреннее озеро, его грудная клетка взорвалась, как у кита, проглотившего целый океан.
— Керанс…
Он увидел ярко освещенную палубу, блестящее от пота, полное ожидания эбеновое лицо Адмирала, сидевшего перед ним на корточках и сжимавшего его грудь своими огромными руками.
— Стренгмен, он… вы…
Подавившись хлынувшей из желудка водой, Керанс откинулся назад, на горячую палубу, солнце слепило глаза. На него внимательно смотрел круг лиц — Беатрис с широко раскрытыми в тревоге глазами, серьезный, хмурый Бодкин, мешанина коричневых овалов под фуражками цвета хаки. Внезапно среди них возникло единственное белое лицо.
— Стренгмен, вы…
Мрачное выражение сменилось улыбкой.
— Нет, не я, Керанс. Не обвиняйте меня в этом. Доктор Бодкин подтвердит это. — Он помахал пальцами перед Керансом. — Я же предупреждал вас, что погружаться стишком глубоко нельзя.