Затворник. Почти реальная история

«Знаешь, какая случилась парадоксальная вещь? – спросил меня пьяный, но вполне соображающий Санчо, когда мы курили на балконе Костиной квартиры во время вечеринки по случаю возвращения из армии нашего друга. – Он отживел». «О чем это вы?» – спросил Костик, входя на балкон. Мы повернулись к нему; мне показалось, что он совершенно трезв. «Вот Санчо считает, что ты отживел», – сказал я с глупым смешком. «Это правда, – сказал Костик, подумав. – По одной простой причине: от нелюдей я вернулся к людям».

Было и еще кое-что. Не мгновенно, но та тонкая хрустальная преграда, возникшая между нами и Костей после смерти его отца, постепенно истончилась и наконец разлетелась с тонким мелодичным звоном. Мы снова были Три мушкетера, а не Два и Один.

В институт он поступать не стал, а пошел работать в школу, где мы когда-то учились, – преподавателем труда. Этот поступок вызвал у нас с Санчо сдержанное недоумение, но мы решили посмотреть, к чему это приведет: помимо знания предмета нужно ведь обладать педагогическими способностями. Уже к весне следующего года выяснилось, что массовые прогулы мальчиками уроков труда прекратились. Кроме того, Костик начал интересоваться проблемами хозяйствования и охраны.

«Необходимо закупить новые парты и стулья для младших классов, – горячился он. – Обнести школу забором и оборудовать хотя бы несколькими камерами слежения, тогда местные алкаши и хулиганье перестанут лазить в школу, гадить у дверей учительской и воровать все, что попадется под руку. Деньги у школы есть, я узнавал. Только нужно этим заниматься! А нашему завхозу, Евсеичу, лишь бы глаза залить...»

«О! – оживился Санчо. – Ну надо же! Жив, курилка?»

«Вот такой – проспиртованный – он еще сто лет протянет. Я собираюсь пойти к директору и поговорить с ним на предмет передачи всех хозяйственных вопросов в мое ведение. Евсеич на пенсию, конечно, не захочет, да и не собираюсь я его трогать, пусть работает. Только пусть не мешает делать дело».

«Брось, старик, – сказал я. – Тебе не дадут. Странно, что ты не понимаешь: они все, и в том числе директор, видят в тебе того Костика, который учился у них совсем недавно. Тебе сколько – двадцать три? Веди труд и не парься!»

Но я ошибся. Его предложения были приняты администрацией на ура: как раз в это время подавались документы на получение школой статуса гимназии, а вопросы оснащения и безопасности в этой процедуре стояли не на последнем месте. К тому же, имела место явная экономия: Костя за одну ставку фактически исполнял две должности, ничего не требуя, а номинальный завхоз Евсеич получал сущие копейки. Вопрос о том, что Егоров не справится, не стоял: все видели, как не имеющий педагогического образования молодой парень вернул ученикам интерес к трудовому воспитанию (впрочем, пацаны таскались за ним табуном и вне его уроков).

В течение следующего учебного года Егоров осуществил все, что обещал. Школа получила статус гимназии, в связи с этим поборы с родителей возросли, но при этом был заключен чрезвычайно выгодный по тем временам договор с фирмой, которую нашел Костя, на оборудование компьютерного класса.

Именно в эти годы наш друг стал активно читать: все подряд, от классики до заполонившей книжные лотки беллетристики. В основном это была проза; драматургия его не интересовала вообще, поэзия – лишь в очень малой степени. В юные годы Егоров был к чтению равнодушен, брал книжку «из-под палки», в основном отцовской, вяло пролистывал и торопился заняться чем-то более, на его взгляд, полезным; теперь же читал везде: в транспорте, на работе, на ходу, в гостях... Исключение составляли, пожалуй, лишь часы, отведенные на сон, но спал он так мало – 5–6 часов в сутки, – что их можно в расчет не принимать. Одна из его девушек, подвыпив в компании, с обидой рассказывала мне и Санчо, что стоило ей упорхнуть в душ – на пять минут! – после... ну... вы понимаете... Возвращается – у этого наглеца в руках книга, а глаза так и бегают по строчкам. «Я тогда сильно обиделась и ушла, – сказала она, – но ваш друг, кажется, этого не заметил».