Заулки

Трудно, распроститься с этими милыми, родными местами, такими невзрачными на посторонний взгляд и так много говорящими сердцу. Бабку жаль. Когда весть о Димке докатится до нее, лучше уж Димке быть неживым, чем в тюряге. С ума сойдет бабка. Из ближайших родственников, из всей огромной ватаги двоюродных братьев и сестер, никто до университета не добрался, только он, Димка, бабкина гордость и надежда. И вот…

Пора. Встать, оказывается, трудно. Это как на середине дальней дистанции бега, когда вдруг исчезают силы и кажется, никак ее одолеть оставшиеся бесчисленные круги. Димка хорошо знает это чувство. Когда Димка поступал учиться, спортивные активисты со старших курсов, присланные кафедрой физкультуры, с листками в руках приставали к каждому новичку, расспрашивая его об успехах в спорте. Факультету нужны были будущие рекордсмены. Димка быстренько перебрал в уме все свои спортивные достижения, которыми мог похвастаться. Увы, жалкую картину обнаружил бывший Болванка. Он, конечно, сильно окреп в старших классах, но ничем не мог удивить этих загорелых крепких девчат и парней с опросниками. Его главным успехом было то, что он наконец-то одолел последствия многолетнего рахита и смог стать вровень со многими своими, не очень выделяющимися физически, сверстниками. Но не скажешь же об этом — посмеются лишь…

И когда к нему приблизился смуглый длинный парень с листком и несколько пренебрежительно взглянул на очкастого большеголового новичка, Димка брякнул: «Бег на дальние дистанции». — «Какие?» — спросил парень. Димка быстро прикинул длину тропок. «Десять километров». — «Разряд?» — «Второй», — не задумываясь, чтобы не внушить подозрения, отозвался Димка. Парень записал, и уже в сентябре, в начале учебного года, Димку в составе второй факультетской сборной выставили на соревнования. Какое счастье, что не в первую сборную его включили и провал оказался не так страшен.

На старте он увидел рядом рослых, длинноногих, свитых из мышц соперников. Майки облегали их выпуклые груди, способные перекачать мощными вдохами и выдохами весь кислород стадиона. Бедра, голени играли мускулами. Димка уже знал, что среди них и мастера спорта, и перворазрядники, отобранные из многих и многих: парни, прошедшие подготовку в специальных столичных школах и секциях, знающие досконально науку дальнего бега, о которой жалкий провинциал Димка и понятия не имел.

Никогда не забыть Димке этот бег. С выстрелом стартера парни рванулись так, что у Димки, который старался удержаться, не слишком отставая, через полкруга стало темно в глазах. Сердце забилось в горле. Это было самоубийство. Через круг Димка увидел, как парни легко, подбрасывая кроссовые туфли, от подошв которых летели в лицо Димке кусочки шлака с гаревой дорожки, уходят вперед и вперед. Как красиво бежали эти мастера! Они, должно быть, не изменили скорости, соблюдая график, о котором подсказывали им тренеры с обочины, просто Димка выдохся. Димка понял, что его ждет позор. Следовало тотчас сойти, пока не поздно, пока он не очень отстал, и сослаться на что угодно — обморок, приступ аппендицита, гвоздь в шиповке… Но он продолжал бежать. К середине бега, когда позади остался десяток изнурительных витков и Димка отставал от группы на целый круг, ему стало казаться, что он и в самом деле умирает. Это было невыносимо, это никак не походило на его вольную и неспешную, как прогулка, пробежку по тропинкам Полесья. Он сбился со счета. Снизу вверх под ребро, через печень, он был пронзен раскаленным прутом. Ноги отнимались, легкие, спеша, никак не могли захватить воздух, перед глазами носились какие-то радужные пятна. Зрители — сокурсники и чужие — свистели. Тренер, еще малознакомый ему тогда Дорош, синий спортивный костюм которого мелькнул где-то в стороне, крикнул: «Сойди…» Он все понял, мудрый Дорош.

Димка решил добежать. Никогда в жизни он не одолевал десятикилометровые расстояния и решил добраться до финиша. И на всю жизнь запомнились ему эти нечеловеческие, сводящие с ума муки, бессчетность кругов, застывшая, недвижная отдаленность цели, когда ничего, ничего на свете нет, кроме этой жесткой дорожки под ногами и тяжелого, густого воздуха, который несет с собой боль. Он добежал. Он добежал, когда другие, накинув куртки, уже прохаживались по траве, дрыгали ногами, расслабляя мышцы переговаривались с девчонками. Димка поставил свой личный рекорд, одолев двадцать пять кругов, и ушел со стадиона, ни с кем не перебросившись словом, неся в себе чувство позора и торжества.