Зауряд-полк

- Да как-ак вшкварит ему! - замахивается кулаком Дудка, а слушатели хохочут от удовольствия.

Лиходей оказался сильнее все-таки Ивана Овечьего и его одолел. Но пока они бились, вертелась тут же поблизости сорока. "Они бьются себе, они бьются, а сорока стрекочет-регочет..." И когда убил Лиходей Ивана Овечьего, сорока полетела за мертвой и живой водой. А Иван Коровий, не дождавшись Ивана Овечьего, поехал к Лиходею и натыкается на убитого, который "лежит себе ни мур-мур...".

Покуривая толстую кручонку и то и дело сплевывая на пол и затирая сапогом, Дудка рассказывал однообразно, но складно, как Лиходей убил и Ивана Коровьего и потом Ивана Кобыльего, но сорока оживила тем временем Ивана Овечьего, и только что управился Лиходей с Иваном Кобыльим, снова идет на него биться, а не мириться Иван Овечий, а потом - воскрешенный сорокой Иван Коровий, а там - Иван Кобылий... Конечно, Лиходею ничего не остается делать, как бежать от этих бессмертных и уступить им красавицу на дубу.

Как раз когда кончил свою сказку Дудка, пришла, также фыркающая от смеха, вторая смена, а с нею вместе неожиданно для Ливенцева пришел Демка. Оказалось, что он встретил эту смену недалеко от мельницы Ичаджика и кого-то узнал из ратников.

- А-а! Демка! Где же ты пропадал последнее время? - спросил Ливенцев. Кажется, с неделю я тебя не видал.

- Я-то?.. Я в Балаклаве был, - пытался улыбнуться Демка, но улыбка ему вообще не удавалась.

- В Балаклаве? У кого же ты там был? У ротмистра Лихачева?

- Ага!.. В эскадроне.

- Ты что же думал, что эскадрон наш на своих лошадях скорее до фронта доскачет, чем мы пешие дойдем?

- Ага! Верхом ездить учился, - буркнул Демка.

- Гм... Засела в тебя эта скверная идея - охотиться за черепами немцев. Ах, Демка, Демка!

- А что же им - спустить это? - при электрической лампочке сверкнул раскосыми глазами Демка. - Никогда не спущу!

- Чего же ты именно не спустишь?

- Того!.. Как это они наших солдат пленных живыми в землю закапывают? Хорошо это? Спустить это можно?

- Откуда ты это знаешь?

- Знаю! Ребята в газетах читали!

- Может, это и выдумка: немцы - народ культурный.

- Выдумка! Пальцы нашим пленным отрезают, чтоб они больше стрелять не могли. А каких прямо в землю...

- А немецкие газеты про наших солдат то же самое пишут.

- Не-ет! Наши этого не сделают. Пускай не брешут!

- Давай с тобой лучше думать, что все это - одна брехня на человека, кто бы он ни был... И потом вот что, Демка... Ты ел что-нибудь сегодня? Может, это ты с голодухи такой свирепый?

- А то не ел? - подозрительно поглядел Демка.

- А что же ты так поздно по улицам ходишь?

- Да я ведь прямо из Балаклавы сюда.

- Тебя, что же, погнали оттуда?

- Ну да, "погнали"! Я сам ушел... Когда они на войну даже не собираются. А вам уж шинеля повыдавали.

- Шинеля и там будут получать не сегодня-завтра. Только там шинеля другого образца - с длинным раструбом... А домой тебе не хочется ехать?

- Чего я там забыл? - насупился Демка.

- Отца с матерью забыл... Семена Михайловича и Василису Никитичну.

Демка, услышав это, оглянулся кругом, ища глазами, кто мог тут сказать этому прапорщику, как зовут его отца и мать, но, не найдя такого, уставился, усиленно мигая, на Ливенцева.

- Думаешь, откуда я мог взять Семена Михайловича и Василису Никитичну? Добрые люди сказали... Нехорошо, брат Демка! Даже если ты и кровавым мстителем хочешь быть - не советую. Без тебя у нас в России народу хватит. Чего другого, а народу - сколько угодно... Ехал бы ты лучше к своим старикам, право.

- Они разве старики? Вот, значит, вы и не знаете! - повеселел Демка. Вовсе они не старики еще.

- Чем же тебе они надоели? Бьют, что ли, тебя?

- Ну да! Еще чего! Бью-ут! - И Демка поглядел с вызовом.

- Я тоже слыхал о них, что люди они хорошие... И будто они о тебе беспокоятся, что ты здесь зря погибаешь. Что зря, то зря - это правда. Ехал бы ты лучше домой.

- Уж вы мне один раз это говорили... Домой! - презрительно протянул Демка и вдруг пошел проворно к двери.

- Куда ты? Заблудишься в темноте! Уж так и быть, - пришел, так ложись спать в нашей гостинице! - кричал ему Ливенцев, но он все-таки ушел.

А Старосила говорил Ливенцеву:

- Его, ваше благородие, теперь уж на путь не наставишь. Теперь отец-мать без него живи; этот малый погибший.

IV

Получен был приказ докупить для надобностей дружины к тем, какие стояли уже на конюшне, еще десятка четыре лошадей - обозных, ротных и ординарческих, и так как на покупку выдавались из полевого казначейства довольно большие деньги, то естественно, что это взволновало офицерский состав дружины.

Попасть в полковые ремонтеры издавна в русской армии считалось большой удачей жизни, хотя и требовало известного знания лошадиных статей и повадок коннозаводчиков и барышников. Теперь, после мобилизации лошадей, многое из трудностей этого дела было упрощено, а денежный соблазн остался тот же самый.

Поэтому все в дружине яростно стремились попасть в ремонтеры, а так как дружина сформирована была в Мариуполе, то всеми предлагалось ехать за лошадьми не куда-нибудь еще, а непременно в Мариуполь.