Зауряд-полк

Ливенцев хотя и видел Демку в этот день около бухты, не решился раньше времени говорить ему ничего, и только в день, когда стало известно, что вечером выезжают на пароходе Полетика, Кароли и несколько заядлых лошадятников из ополченцев во главе с фельдфебелем Ашлою, он сказал ему:

- Слушай, Демка! Тебе, брат, везет, как дай бог, чтоб целую жизнь везло! Только не прозевай. Иди вечером на пароходную пристань: отправляются в Одессу, а оттуда на фронт... понимаешь? - на фронт, куда ты так стремишься, - сам командир дружины, поручик Кароли и еще несколько человек ратников. Вот и ты там устроишься с ними.

Ливенцев сказал это как мог таинственней и вполголоса, и Демка вздернул узенькие плечи и как-то боком, криво открыл рот, а глаза глянули на прапорщика и подозрительно и бешено-радостно в одно и то же время.

- Вы... это правду говорите? - прошептал Демка.

- Чистейшую! - не улыбнувшись и не моргнув, отвечал Ливенцев, чувствуя себя врачом у постели смертельно больного. - Я ведь говорил тебе, что надо бы тебе домой ехать, а теперь вижу, что ты этим военным ядом отравлен до неизлечимости, - значит, все равно. Хочешь погибнуть там, - погибай, твое дело!

- Я не погибну, не таковский! - сжал кулаки Демка и даже челюстями заскрипел.

- Может быть, и не погибнешь... Так вот - фронт так фронт. Только не прозевай парохода.

- Как же они одни едут? А дружина вся?

- Дружина пойдет за ними следом... они квартирьерами едут. Будут смотреть, куда там, на позициях, всю дружину поставить... Это всегда так делается, - вот почему сам командир и поедет... Одним словом, дело твое. Мне уж отговаривать тебя надоело, - попытайся, посмотри, что за позиции такие. Я думаю, что ты и сам сбежишь и что уж больше тебя тянуть на смерть не будет.

- На смерть! Я не пропаду, небось!.. Я... А шинель и винтовку мне дадут?

- Там, до Одессы доедешь, дадут. От Одессы до фронта там уж близко. Пятьсот тысяч войск там стоит.

- Ого! Пятьсот тысяч!.. Больше, чем всего народу в Севастополе!

- Ну еще бы!.. Так вот, не зевай...

И так как Ливенцев подумал вдруг, что Демка будет теперь спрашивать всех в дружине насчет этой скорой отправки и кто-нибудь скажет ему, что едут совсем не в Одессу, то он добавил:

- Если хочешь ехать, то здесь уж не околачивайся, а иди прямо туда, где пароходы отходят. Поручика Кароли ты ведь знаешь в лицо?

- Ну да, знаю.

- Вот! И командира, конечно, знаешь... Как только увидишь, что они на пароход садятся, ты сейчас же к ним.

- А не прогонят? - прошептал Демка.

- Я их упросил, - так же шепотом и таинственно ответил Ливенцев.

Демка снял благодарно свой лиловый картуз, а потом, когда надел его снова, по-солдатски поднес руку к козырьку и отошел, и следивший за ним глазами Ливенцев видел, что он не желал даже ждать здесь до вечера, а прямо пошел на пароходную пристань. Так как он знал, что этим же вечером отходит пароход и на Одессу, то не боялся вполне понятного любопытства Демки. Ашлу же он предупредил, чтобы так именно и говорили воинственному мальчугану, что едут сначала в Одессу, а оттуда немедленно на фронт.

Прошло дней десять.

Приказы по дружине подписывал вместо Полетики Мазанка, в ротах занимались все теми же ружейными приемами и сборкой-разборкой винтовок (выдали всем винтовки), ратники читали "Русское слово" и гадали, к новому году распустят их по домам или так на месяц, может быть, раньше? Они уже знали, что командир дружины уехал докупать лошадей, но лошади лошадьми, а роспуск ополченских дружин роспуском, одно другому не должно было мешать. Наконец, появились в канцелярии дружины и Полетика и Кароли; Ашлу с другими ратниками оставили около купленных лошадей, которых не так просто оказалось доставить.

Как всегда у людей, только что купивших лошадей для хозяйства, у Полетики и Кароли был приятно возбужденный вид. Особенно расхваливал Полетика какого-то буланого в яблоках, с черной гривой, которого удалось купить очень дешево, хотя, разумеется, значительно дороже, чем остальных.

- Но уж зато картинка! Это прямо поразительно, до чего... Буквально заглядеться можно! - восхищался несколько как будто даже помолодевший за эту хлопотливую поездку Полетика. - Этого коня я уж никому, не-ет! Я его себе возьму под седло... Я уж ему и имя дал... как, а? - обратился он вдруг к Кароли за помощью.

- Десять имен вы ему за день надавали! И я уж не помню последнее, пожал плечами Кароли и выпятил губы.

- Вот! Вот видите: "Не помню"! А на меня все говорят, что я не помню!.. Сарданапал?

- Мазепа, кажется?

- Мазепа, да! Мазепа! Пусть так и будет - Мазепа!

- Если брать исторические имена, - сказал Ливенцев, - то, по-моему, лучше уж современные... Франц-Иосиф, например, - чем плохо? Все-таки верхом на Франце-Иосифе приятнее ехать, чем на каком-то мифическом Сарданапале... даже и на Мазепе.

- Постойте, а вы... вы что же это, прапорщик? - вскинулся вдруг на него Полетика и лицо сделал строгим. - Вы кого это, кого нам подкинули?

- А, да! Кстати, как он? Доехал до Мариуполя? - с живейшим интересом спросил Ливенцев.