Зауряд-врач (СИ)

– Грех делить рабов божьих по трапезе, – кивнул батюшка. – Одному делу служим.

– А еще он бить нижних чинов запретил, – продолжил полковник. – А то, знаете, имелись у нас дантисты. Чуть что – зуботычина солдату. Так отец Михаил таких к причастию не допускал. Проняло.

Батюшка улыбнулся.

– Он у нас героический человек, – полковник наполнил чарки. – Батальон в атаку водил, когда командира убило. С крестом в руке. Вокруг солдаты падают, а он кричит: «Вперед, дети мои! Покажем супостату русский дух!» И что вы думаете? Отбили германскую атаку. А батюшку даже не зацепило, хотя в первых рядах находился.

– На все воля божья! – сказал отец Михаил и перекрестил чарку. – Выпьем за победу! Да расточатся врази Отечества!

Посидели мы душевно. Уговорили штоф, побеседовали. Я рассказал о новостях из Ставки – что знал, конечно, ответил на вопросы полковника и священника. Новую организацию медицинской службы они одобрили. А с чего противиться? В полках создаются полноценные медицинские пункты. В их штатах будут не только санитары, но и врачи, в худшем случае – фельдшеры. Медиков пришлют из тыла. Там их много, а вот на фронте не хватает

– Часть раненых будет недовольна, – заметил полковник. – Прежде их везли в тыл, а там по выздоровлению направляли в запасной полк. Хорошая возможность уйти из окопов. А тут через пару недель обратно.

– Две недели на чистых простынях без войны тоже неплохо, – сказал я. – Считайте, отпуск.

– Что, и простыни будут? – удивился командир полка.

– Непременно. Позабочусь.

– Я бы и сам полежал, – вздохнул полковник. – Забыл уже, как отдыхать. Вы часом не слышали: скоро нас сменят?

Я только руками развел – не моя компетенция. После ужина полковник ушел к себе, а мы с батюшкой легли спать в его землянке. Разбудили меня рано.

– Пора, Валериан Витольдович! – сказал отец Михаил. – Нужно ехать, пока темно. Дорога с немецких позиций просматривается. Увидят – обстреляют из пушек.

– По мне вчера не стреляли.

– Так вы один на бричке ехали. Что снаряды попусту жечь? А тут мы с санитарами присоединимся. Германец не удержится.

– Так вы со мной?

– А зачем время зря тратить? На фронте затишье. Третьего дня германец пробовал наступать, атаку отбили. Теперь на неделю-другую угомонится. Собирайтесь!

Фронтовику собраться – только перепоясаться. Мы даже успели попить чаю. Мой возница подогнал бричку, мы с батюшкой забрались в нее. Санитары пошли пешком. Рассвет встретили в пути, к полудню добрались до расположения медсанбата. И первым, кого я увидел, оказался Миша. Он стоял у входа в операционную землянку в наброшенной на плечи шинели и курил, стряхивая пепел на землю.

От неожиданности я слегка охренел. Миша курит? И каким ветром его сюда занесло? Я вылез из брички. Михаил заметил меня и вытаращился.

– Здравствуй, Михаил!

– Валериан Витольдович?!. Ваше высокоблагородие…

Он бросил окурок и попытался застегнуть шинель. Я подошел и обнял его.

– Рад видеть тебя, дружище! Какими судьбами?

– Сослали, – сказал он и вздохнул. – Проштрафился.

– Это как?

– Побил хирурга, которого вместо вас прислали. Руку ему сломал.

– За что?

– К сестрам приставал. Мало ему было Леокадии.

Я не выдержал и рассмеялся. Он глянул на меня исподлобья.

– Мы об этом поговорим, позже. Чертовски рад тебя видеть!

– Я – тоже, – сказал он и вновь вздохнул: – Ваше высокоблагородие.

– Брось! – сказал я. – Без чинов. Здесь медсанбат, а не строевая часть. Все, как в лазарете у Николая Карловича.

– Умер он, – лицо его скривилось. – От паралича сердца. Мы в тот день много оперировали и закончили поздно. Николай Карлович ушел к себе отдохнуть. Выглядел неважно. Спустя час санитар пришел звать его на ужин, а он на диване без движения. Санитар позвал нас. Мы прибежали, а Николай Карлович уже не дышит, – Миша шмыгнул носом.

Некоторое время я стоял оглушенный. В груди щемило. Кем был для меня этот человек? Другом, старшим товарищем? Больше. Он опекал меня в этом мире, помог стать в нем своим. Причем, совершенно бескорыстно.

– Валериан Витольдович?

Я оглянулся – отец Михаил.

– Что случилось? На вас лица нет.

– Умер близкий мне человек, начальник лазарета седьмой пехотной дивизии Николай Карлович Рихтер. Сердце не выдержало, сгорел на службе. Я почитал его, как отца.

– Упокой, господи, душу его! – перекрестился священник. – Когда это произошло?

– Сегодня девятый день, – сказал Миша.

– Вечером отслужу панихиду. Хотите?

– Буду благодарен, – сказал я.

– Тогда придите в себя и командуйте. Мы на войне, на вас люди смотрят.