Завербованная смерть

Изольда, помогая себе ногами, изо всех сил уперлась в пол и навалилась на спинку стула всей своей сорокакилограммовой тяжестью. Сопротивление материала было упорным, но не долгим, и спустя несколько минут первая ножка с треском отлетела. Теперь у ассистентки был опыт, и со второй дела пошли гораздо быстрее. Расправившись таким же образом и с передними опорами, Изольда наконец смогла встать и свободно ходить, правда, пока еще в согнутом состоянии. Но освободить руки представлялось уже для девушки делом техники. Прихваченные скотчем передние ножки теперь бесполезно болтались возле лодыжек пленницы. Девушка нашла тот самый ящик с торчащим куском жестяной полоски, до которого она не могла добраться еще несколько минут назад, осторожно просунула железо между привязанными скотчем руками и подлокотниками стула, сделала всего несколько движений, и, прочный на первый взгляд, целлофан легко поддался напору металла.

Изольда наконец сорвала с губ ненавистную липкую полоску и вдохнула полной грудью – свобода! Свобода!

Оставалось только найти способ, как выбраться из запертого помещения. Впрочем, для гуттаперчивой девушки решение этой проблемы не составило особого труда. Похитители хоть и заперли дверь, но небольшие окна-амбразуры закрывались-то изнутри! Изольда отодвинула шпингалет, приоткрыла замызганные стеклянные створки, выдохнула, вобрала в себя все, что только было можно вобрать, посетовала на грудь – зависть мужчин и лишнее препятствие сейчас – и одним махом оказалась вне своей опостылевшей тюрьмы, зависнув в полутора метрах от земли и цепко держась одной ногой за окошко.

Спрыгнув на землю, Изольда тут же забралась под фургон. Зачем она это сделала, девушка и сама не знала. Наверное, потому, что освобождение из плена произошло довольно быстро, и теперь следовало подумать, что же ей делать дальше, какие предпринять шаги?

Оставаться в зоне шапито было рискованно. По большому счету, пойти в столь позднее время и попросить о помощи ей было не к кому. Кроме того, она не знала, где сейчас находятся и чем занимаются дрессировщик и иллюзионист, а нарваться на них и снова угодить в тюрьму после столь чудесного освобождения у Изольды Гальчевской не было абсолютно никакого желания.

Поразмыслив минут пять, юная бунтарка решила, что кроме как от стражей закона помощи ей больше ждать неоткуда, и почти ползком, сливаясь с землей, девушка осторожно стала выбираться из родного цирка, ставшего в один день столь опасным и непредсказуемым.

Выбравшись на променад, ассистентка пошла по малолюдным улицам, стараясь не выходить из-под тени деревьев на освещенные участки, твердо намереваясь немедленно найти какого-нибудь представителя правопорядка и покончить с этой нелепой гангстерской историей раз и навсегда.

Однако не успела девушка пройти и сотни метров, как полиция сама пожаловала к ней в гости. Точнее, не к ней, а в ее сторону. Распугивая запоздалых гуляк, вызывая раздражение у спящих горожан, завывая сиренами и слепя проблесковыми маячками, мимо опешившей Изольды промчалась целая вереница полицейских машин, держа курс прямо в открытое море. Зашуршав шинами по пляжному песку, кавалькада остановилась всего в каком-нибудь километре от притаившейся под маслиной ассистентки.

Справедливо рассудив, что болтаться по незнакомому ночному городу в поисках полицейского участка – дело неблагодарное, особенно в этой ситуации, когда милые сердцу защитники и спасители находились почти совсем рядом, Изольда, больше не заботясь о своей скрытности, со всех ног, что было духу припустила на призывный зов мигалок.

Первое, что увидела задыхающаяся от быстрого бега Изольда, приблизившись к месту, ярко освещенному фарами машин, – это полуразрытую яму, в которой аккуратно орудовали лопатами двое полицейских, осторожно отодвигая от торчащего из-под земли целлофана мокрый песок, беснующегося московского журналиста Оршанского, который то порывался спрыгнуть в разрытый схрон и помочь блюстителям закона, то с криками: «Сволочи! Вы мне за нее ответите! За каждый волосок, который упал с ее головы!» картинно подбегал к стоящим под охраной и закованным в наручники мрачному дрессировщику Константину Заметалину и его подельнику иллюзионисту Вольдемару Жозеффи, то начинал умолять о чем-то следователя, который накануне досматривал территорию цирка шапито, и после этого снова возвращался к яме, заламывая руки и причитая:

– Они закопали ее, эти нелюди! Закопали!

Чуть поодаль, среди плотного кольца полицейских с безучастным видом стояла, опираясь на палочку, воздушная гимнастка Вероника Гогоберидзе, и в глазах ее светилось нескрываемое торжество.