Заверните мне луну

Ее глаза наполнились слезами. Мое сердце обливалось кровью. Может, потому что я была беременна и гормоны давали о себе знать, а может, потому что она являлась матерью, и я тоже собиралась ею стать. Как бы там ни было, когда я увидела ее слезы, зародившаяся во мне враждебность исчезла. Я сжала ее руку, и плотину прорвало. Слезы текли ручьем, и я ждала, пока они не иссякнут. Ноэль — младший был слишком занят поглощением морковной палочки и не замечал страданий мамы. Она объяснила, что узнала о своей беременности лишь после того, как Ноэль решил порвать с ней. Она часто подумывала признаться ему. Однако решила, что он предпочел ей церковь, хотя и знала, что он любит ее, но не видит иного выхода, кроме как следовать пути, который исключал как ребенка, так и ее. Она сочла, что жестоко продолжать усложнять ему жизнь. Ведь этот малыш был свидетельством многочисленных ночей страданий и страшных мук, которые имели место в их отношениях. Она была рада получить от судьбы ребенка. Она всегда хотела стать матерью и еще давно определила для себя, что, если Господь должен будет отнять у нее любимого, возможно, он подарит ей ребенка. Я не определилась, и хотя совершенно очевидно, что она любила Ноэля и чувствовала, что поступает правильно, я не могла закрывать глаза на то, что у моего брата был сын, а он не знает об этом. И хотя ее аргумент был весьма убедителен, я считала, что Ноэль имеет право все знать.

Мы вместе дошли до стоянки. Она поинтересовалась моей жизнью и, как мне показалось, порадовалась за нас с Шоном и моей беременности. Видимо, Ноэль проболтался ей о нашей безответной любви. У машины она умоляла меня поговорить с ней, прежде чем я решусь на разговор с Ноэлем. Она дала мне номер своего телефона, и, хотя мое раскрытие ее тайны явилось не более чем следствием случайной встречи, она, казалось, ощущала себя ответственной за мое сложное положение. Нетрудно было понять, почему Ноэль полюбил ее. Она была спокойной, доброй, милой и дружелюбно настроенной, даже когда пребывала в ужасе. С ней мир переворачивался вверх дном, и, хотя до этого мы виделись лишь раз, на прощание мы обнялись.

* * *

Шон сидел в свободной комнате, которая уже давно превратилась в его кабинет. Я помчалась наверх так быстро, насколько мне позволяли отекшие ноги. Я шлепнулась на стул перед его столом. Он поднял на меня голову, ухмыльнулся и подумал, сколько же денег я могла потратить.

— Ноэль отец.

Шон встал, как будто до него только дошло, что он сидит на чем — то остром.

— Извини? — произнес он, смотря на меня сверху вниз.

— Я столкнулась с Лорой и ее годовалым сыном, Ноэлем — младшим, в городе.

Шон сел.

— Ноэль — младший, — повторил он, и я кивнула в знак согласия.

Я рассказывала ему о встрече, а он сидел с отупевшим ‚видом глядя в пустоту и время от времени почесывая голову.

— Вот это новость, — повторял он до тех пор, пока я не попросила его прекратить.

Я спросила у него, как мне поступить. Но сама я понимала, что Лора права — рассказать Ноэлю о сыне было равносильно тому, что приставить к его виску пистолет. Шон спорил, что, если я не признаюсь Ноэлю, мы отнимем у него шанс узнать своего единственного сына. Мои мозги кипели. Я хотела поговорить с мамой, но тогда и с ней случилось бы то же самое, а от этого ситуация бы только усложнилась. Мы с Шоном часами вели дебаты по этому поводу. Мы оба прекрасно понимали, что говорим о деликатнейшем деле. Я не могла уснуть. Всю ночь мне было дурно, время от времени у меня кружилась голова, даже, несмотря на горизонтальное положение. Я ощущала такую слабость, что мне было трудно поднять к лицу руку.

* * *

Воскресный ужин стал кошмаром. Ни Шон, ни я не могли решиться на разговор е с родителями. Мама списала все на мое плохое самочувствие.

— Вполне естественно. Я не могла уследить за Ноэлем.

Я кивнула.

— А какова твоя отговорка, Шон?

— Работа. — А! — ответила она и сказала, что сама устала.

Отец был слишком занят наблюдением за проигрышем Дублина в матче по хоккею на траве, чтобы осведомиться о причине нашего молчания. Видимо, отчаянная ситуация, разворачивающаяся на игровом поле, оказалась куда важней.

В тот вечер, когда позвонила Клода, я не стала рассказывать ей. Не потому что у меня не было желания, а потому что несправедливо было посвящать во все друзей, в то время как Ноэль пребывал в неведении. Мы с Шоном ходили кругами. В одну минуту он приводил довод в пользу того, чтобы открыть правду Ноэлю, в другую же— чтобы не признаваться. Я не отставала от Шона. Мы понятия не имели о том, что нам делать. Впервые за долгое время Ноэль был по — настоящему счастлив. Перемены в нем, которым мы явились свидетелями, невозможно было игнорировать. Он нашел свое место в церкви и среди людей, которые нуждались в нем, как в воздухе. Он заново открыл для себя свой путь и предназначение. Он пребывал в мире. Кто мы такие, чтобы отнимать у него все это? И в то же время как я могла утаить от него такую новость?