Завершение проекта Повелитель

В гробовой тишине, что даже воробей чирикнуть боялся, Сивуч хмуро обвел всех присутствующих взглядом. Их было десять, половина взвода Трисеева. Остальные работали в полукилометре отсюда, на слух определил полковник.

– А теперь кто из вас посмеет мне сказать, что это было не так? А?

Тишина. Только сейчас до полковника дошло, что пока Трисеев рассказывал, он вполуха слушал его рассказ, а сам видел проплывающие в головах бойцов картинки, как это было на самом деле. И картинки, в отличие, от Трисеева не врали. Сивуч был уверен в этом. Вот так неожиданно он открыл в себе еще один талант, мысли чужие читать. Как это у него получилось, он не знал. Да это было и неважно. Важно было ему решить, что делать. Как поступить? И от этого решения зависела его дальнейшая судьба, судьба всего подразделения и этих бойцов, стоящих перед своим полковником с топорами в руках.

– В общем, так бойцы, – сказал полковник, сидя так же расслаблено и ссутулившись, – У вас есть два пути. Первый – вы меня убиваете, и живете как хотите. Второй – признаете своим командиром, и мы вместе исправляем то, что вы наворотили. Неповиновения я не прощу. Ну?

Полковник ждал. Он уже знал, каким будет решение, потому, что и без чтения мыслей знал своих ребят как лупленых и облупленных. Он их лупил, и учил читать и писать, учил их драться и воевать, учил владеть шашкой, которая вот так небрежно покоится на его боку. Но они знали, на что он способен с шашкой. Так, например, трусоватый Леша Самохвалов, заместитель Опраксина, никогда тому поперек слова не сказал, потому что боялся. И ненавидел тихой сапой. Поэтому воспользовался первым же удобным случаем, чтобы отомстить. Но он побоится полковника. Знает, что может не успеть топор поднять, как клинок Сивуча врубится ему в переносицу и проникнет в мозг. Коля же Лагодный парень покладистый и спокойный. Телок, одним словом. Как все решат, так и он. Ерошкин Димка разгильдяй и оболтус, постоянно норов свой показывает. Приказ выполняет из под палки. Но на убийство командира он не пойдет, потому, что чувствует его правоту. Так и Шаяхметов, горячий, но быстро остывающий, а потом стыдящийся своей горячности. Оставались еще рядовые Костенко, Шубенок, Карпов, Барчан, Герд, этих ребят Сивуч тоже знал, и знал, как они к нему относятся. Почти по-родственному. Они рано остались без отцов, и полковник был им как отец. Но они привыкли, что командир у них Трисеев. С Трисеевым было сложно. Трисеев больше проникался к тому, что говорил и делал Курбан. Курбан был другом его отца. Поэтому его убийство, Андрею простить не мог. И на нем, на Трисееве была кровь Сивуча младшего. Поэтому он не знал, как поступить? А простит ли его полковник старший? А не застрелит ли на месте, как Андрей застрелил Курбана? И хотя Сивуч точно знал, что Андрей жив. Он видел картинку в голове у Барчана, как тот наклоняется и щупает пульс на шее Андрея лежащего без сознания. Трисеев не знал, что на нем кровь, но не смерть сына полковника. Но сказать об этом Трисееву, Сивуч не мог. А Он просто сидел и ждал решения.

***

– Кто ходит в гости по ночам, тот поступает мудро! – запел я под нос песенку. Где её слышал? Когда? Убейте меня, не помню. Но она как нельзя, кстати, подходила к моему случаю. Еще в ней были такие слова: ' Я тучка-тучка-тучка, я вовсе не медведь'. И пчелы там были такие большие и злые, прямо как мои. Стоп! Это же не песня, это кино? Хм, слышал от Хаймовича, что такое кино. Но вот куда девать то ощущение, что я не просто слышал, а сам его видел? Что-то неладное творится со мной с недавних пор. Помню то, что помнить не должен. Вижу в темноте, хоть видеть не должен…Так кошки наверное видят. Черное, очень черное, светло-черное, темно-серое, светло-серое. Светло-серые кости Лома я уже миновал. Ни запаха, ни кусочка плоти, не уж-то мухи обглодали? В улей, начинающийся прямо за кабинкой лифта, я не сунулся. Нечего там делать. Второй этаж подземелья тоже пропустил. Третий, четвертый, и приехали.

Свет, горящий на этаже после полной темноты, казался ослепительным. Но я точно знал, что это тусклое аварийное освещение. Мы же тут как кроты всю зиму прожили. Вот уж не думал, что придется еще увидеть эти холодные коридоры, выложенные кафелем. А впрочем, тут где-то и наш скрипучий кожаный диванчик. Роза, Роза, увижу ли я тебя когда-нибудь? Ничего. Вот сейчас Хаймовичу помогу, и пойду назад на болота. Землю буду рыть. Но найду тебя.

Ага! Тут кажется, за дверью кто-то возится и бухтит по своему обыкновению. Совсем дошел старый, сам с собой разговаривает. Дверь пинком внутрь.

– Всем стоять бояться!

Сгорбившийся силуэт за столом с монитором, мгновенно разворачивается ко мне.

– Максим это ты??!!!

– Нет, это не я, а тень отца Омлета.

– Гамлета! Бестолочь! Гамлета!