Завершившие войну

— Вы знаете, я на самом-то деле не удивлен, что вы так замечательно встроились в Новый порядок, Александра Иосифовна, — никогда Громеко не мог устоять перед соблазном почитать мораль, никогда. — Вы все одним миром мазаны. Что их огэпэшники, что ваши чекисты… Идеи одна возвышеннее другой, а сами в крови по колено. У вас всякий выбор — один исход ужаснее другого…

— Зато у меня есть мужество выбирать! — взвилась Саша. — И я беру на себя ответственность за это. А вы-то чем так гордитесь? Тем, что вечно стоите в стороне, лелея свое драгоценное моральное превосходство? Пусть все летит в тартарары, лишь бы вам не замарать руки? Бывают, знаете ли, ситуации, когда выбор между плохим и чудовищным совершать необходимо.

— Но есть, быть может, и другие решения, человеческие, — покачал головой доктор. — Однако само ваше мышление уже устроено так, что вы просто не можете их увидеть…

— Человеческие решения… — пробормотала Саша. Вскинулась: — Доктор, не уходите, прошу вас. Помогите мне найти человеческое решение!

— Н-ну? — доктор посмотрел на нее исподлобья.

— Юрий Владимирович, у меня трое детей. Одиннадцати, восьми и шести лет…

— Что за околесицу вы несете, — поморщился доктор. — Я же сам вас оперировал и превосходно знаю, что вы не рожали.

Саша схватила его за руку, заставила сесть рядом с собой на кровать.

— Я не мать им, вообще не родня по крови… Но так случилось, что я в ответе за них. Некому их защитить, кроме меня. И есть только один способ сделать это. В определенный день они должны выглядеть пораженными какой-то тяжелой, заразной болезнью. Так, чтоб обмануть врача, которого к ним вызовут. Но остаться здоровыми на самом деле.

— От чего же вам надо защитить этих детей?

Саша потупилась:

— Вам лучше не знать.

— Вы что-то замышляете, — нахмурился доктор. — Что-то, по своему обыкновению, мерзкое и кровавое. Как мог я быть настолько наивен, чтобы в самом деле считать вас смирившейся беспомощной пленницей… Я, на свою беду, слишком вас знаю. Вы понимаете, что я должен немедленно доложить в ОГП об этой беседе?

Саша пожала плечами, не сводя с доктора умоляющего взгляда.

— Я не стану, пожалуй, — продолжил доктор. — Они ничуть не лучше вас. Но с вами я желаю сотрудничать не больше, чем с ними. Да отпустите уже мою руку, что за мелодраматические жесты… Как вы могли втянуть в свои замыслы каких-то несчастных детей? И теперь пытаетесь втянуть меня.

— Я никого не пытаюсь куда-то втянуть, — с отчаянием ответила Саша. — Мы все уже втянуты в это, понимаете? Я, вы, эти дети, все дети, все взрослые… Я только пытаюсь это прекратить. Закончить эту войну.

— Да как вы можете закончить войну, когда вы и есть война?

Доктор Громеко встал, чтоб уйти. Саша бросилась ему наперерез, преградила путь, рухнула на колени, закрывая собой дверь. В другое время этот жест показался бы ей самой чрезмерным и жалким, но теперь хороши были любые средства.

— Подождите, доктор, — говорила она лихорадочно. — Прошу вас, не бросайте меня с этим. Я ведь помню, о чем вы говорили там, в госпитале. О том, что человечество будет объединено однажды сопереживанием и безграничной любовью, и тогда все сделается возможно.

— Допустим, — Громеко скрестил руки на груди. — Но какое это имеет отношение к вам? К убийце, палачу, разжигательнице войны?

— Такое, что я ведь тоже — часть человечества! Хоть вы имеете полное право так и не считать. Но вот о чем подумайте, Юрий Владимирович. Если вы станете отсекать от человечества его порочные, негодные части… Все ведь с этого начинали. И мы, и они. Достаточно, мол, отделить зерна от плевел, и тогда наступит счастливое будущее… Вот только будущее, от которого часть человечества отсекают, неизменно оказывается не таким уж счастливым, вы это понимаете? Я прошу у вас помощи не для себя — для детей, непричастных к этому всему, чтобы они и остались непричастными. Однажды вы спасли мне жизнь. Но моя жизнь ничего не стоит. Я прошу вас спасти мою душу теперь, у меня ведь еще есть душа…

— Ну полно, полно, Александра Иосифовна… и встаньте уже, не позорьтесь. Как в провинциальной оперетке, ей-богу. Не стану я судить, есть у вас душа или нет. Но вы ведь все равно попытаетесь представить этих несчастных детей больными, так ведь? Изувечите их еще по невежеству… Сядьте, наконец, в кресло по-человечески. Подумаю, как помочь вашей беде…

Доктор с минуту молчал, потирая виски. Саша не сводила с него взгляда, боясь дышать.