Завершившие войну

Больше делать на так называемой свободе оказалось нечего, и Саша вернулась к работе. Оторваться от слежки особого труда не составило бы, но зачем терять доверие? Если она должна получить власть, как хотели от нее хлысты, то вот, она получает власть. Хотя она уже не была уверена, что станет теперь плясать под дудку хлыстов… В любом случае связаться с нею они пока не пытались.

Утечка иприта в Ряжске, десятки погибших, сотни изувеченных, тысячи оставшихся без крова, мертвый город… Если обе стороны примут свою долю ответственности за эту катастрофу, мы сможем не допустить, чтобы она повторилась! Сможем перестать уничтожать родную землю…

Саша просматривала личные дела других врагов Нового порядка, которых надеялись склонить к участию в политике народной беды. С двумя даже беседовала. Их содержали так же, как ее саму в первые дни: взаперти, но в хороших условиях. Один из них, пожилой рабочий из Иваново-Вознесенска, слушал ее хмуро, а после молча плюнул ей под ноги. Другой, матрос из Кронштадта, стоявший у истоков мятежа, вроде бы на сотрудничество согласился; однако в голове у него была какая-то каша, он каждые пять минут противоречил сам себе и вообще изъяснялся сбивчиво и неестественно, его речь была сильно засорена скверно усвоенными политическими лозунгами. Теперь Саша понимала, что пока никого лучше нее у Нового порядка нет. Это хоть и придавало ей некоторый политический вес, но не радовало, напротив, тяготило. Была, впрочем, надежда, что многие устали от бесконечной войны и следующие союзники прибудут своей волей, не в наручниках. Когда политика народной беды развернется. Если она развернется. Так много еще было не готово.

Сегодня Саша весь день просматривала фотографии — Михайлов заблаговременно разослал в охваченные голодом районы фотографов, чтоб они сделали снимки для будущей газетной кампании. Сперва от этих картин она сама холодела, но теперь, отбирая из них наиболее душераздирающие, стала относиться к ним как к обычным рабочим материалам.

Сейчас Вера принесла ей наброски агитационных плакатов.

— Что думаете? Какие годятся?

— Все не годятся, — Саша отодвинула в сторону стопку просмотренных макетов. — Беда вашей белой агитации в том, что она многословна и не фокусирует внимание на главном. Дурно читаемый шрифт. Избыток деталей, рассеивающих внимание. Виньетки эти еще. Надо проще, ярче, предметнее. Призыв: «Помоги!» или «Помни о голодающих». Сильные, четкие образы по центру, а не множество размытых фигур. Вот с этой фотографии, например, можно срисовать тощего мужика с воздетыми руками, и ничего больше на плакате быть не должно. И нужны специализированные плакаты для тех, от кого требуется что-то конкретное. К зажиточному городскому населению — призыв сдавать деньги. К бастующим рабочим или железнодорожникам — вернуться к труду, ваш труд помогает голодающим выжить. В таком духе все.

До этого она дошла не своим умом. В восемнадцатом году, еще только мечтая стать комиссаром, она пыталась понять суть революционной агитации и посещала лекции художников в «Окнах РОСТА».

— Любопытно, — сказала Вера. — Я передам ваши соображения в департамент агитации. Сегодня же, я еще планирую заехать в центральное управление.

— Ты после вернешься? — спросил Михайлов.

— Нет, я ужинаю с братом.

Михайлов ничего не ответил, только посмотрел на нее грустным взглядом влюбленного сатира.

— Саша, не забудьте, первая версия вашего обращения должна быть готова послезавтра, — напомнила Вера, поднимаясь. — И вот что еще. За два дня до официального провозглашения новой политики вас необходимо вывести в свет. Пусть пойдут слухи, надо создать интригу, привлечь к вам внимание неофициально. Как раз будет большой благотворительный прием, вам необходимо там появиться.

— Дьявольщина! Где свет и где я?

— Так нужно для дела. Платье вам я уже заказала, это должно быть что-то сверхординарное.

— У меня же есть платье, то, багровое…

— В нем вы выйдете с обращением к парламенту. В свете нельзя дважды появляться в одном платье. И то, что прилично для формальных мероприятий, не подходит для светского раута.

— Как же все сложно у вас, буржуев…

— Ничего. Вы управляли армией и с этикетом уж как-нибудь управитесь. Каин, проводи меня.