Завершившие войну

На самом-то деле Щербатов вовсе не был ей омерзителен, скорее уж напротив… Она столько раз повторяла себе, что между ними ничего не будет, что и сама в это поверила. Но это когда его не было рядом… Теперь же его отстраненная вежливость задевала ее. Словно она стала ему никем, словно и не было между ними ничего ни наяву, ни во снах…

Вспоминает ли он?

— Мне всегда импонировала ваша искренность, — Щербатов чуть улыбнулся. — Хотя я все еще не доверяю вам, Саша. И все же, кажется, я был излишне резок с вами в первую встречу здесь. Мне не следовало…

— Да будет вам извиняться за все на свете, Щербатов, — Саша махнула рукой и засмеялась. — Все мы сходим с ума, когда пытаемся защитить тех, кого любим.

Лицо Щербатова окаменело, и Саша поняла, что зашла дальше, чем следовало. Похоже, их месмерическая связь действительно больше не работала, иначе она бы так не ошиблась.

— Дайте мне черновик вашего обращения, — сухо сказал Щербатов.

Это было не просьбой — приказом, словно Саша стала его подчиненной. В некотором роде так оно и было, пожалуй. Саша, вздохнув, протянула ему исчерканный пометками лист.

— В этом определенно есть смысл, — сказал Щербатов, дочитав. — Полагаю, вопреки всему, мы не напрасно делаем на вас ставку, Саша. И все же, если позволите… я не стану диктовать вам, что говорить, суть именно в том, чтоб это были ваши слова… однако, на мой взгляд, недостает личного. Эти все мог бы сказать кто угодно. А что побуждает персонально вас?

— Меня? — изумилась Саша. — Да какая разница? Я никогда не говорю публично про себя. Люди хотят слышать о себе, не обо мне.

— Резонно, — кивнул Щербатов. — И все же я бы хотел, чтоб вы добавили немного о себе в этой истории. Если окажется лишним, всегда можно вымарать.

Я, комиссар Александра Гинзбург, прошла три года гражданской войны. Постепенно война теряла смысл и цель, но у меня не было другого пути, кроме как продолжать ее. Если бы мы остановились, мы бы погибли. Я была заперта в клин между очень плохими решениями и решениями, ведущими к полному уничтожению. Вот сейчас я надеюсь, что выход есть. Давайте вместе разыщем его…

Я невыносимо устала от войны.

Последнюю строчку Саша, чуть подумав, вымарала, да так, что перо прорезало бумагу и поцарапало лакированный стол. Сейчас она менее, чем когда-либо, имеет право на слабость.

Глава 21

Начальница разведки Объединенной народной армии Аглая Вайс-Виклунд (Кузнецова)

Март 1920 года.

— Дальше я еду одна, — сказала Аглая Вайс-Виклунд.

— Принято, — ответил ее новый заместитель, поставленный взамен Сереги. — Мы будем ждать в…

— Вы не будете ждать, — отрезала Аглая. — Возвращайтесь в штаб, в распоряжение главкома.

Заместитель открыл рот, чтоб что-то сказать. Закрыл рот. Аглая потянула поводья, направляя коня вперед. Долгие проводы — лишние слезы. Да и отряд это был новый. Ребят, бывших с нею со времен пятьдесят первого полка, здесь уже не было. Кто-то из них руководил своими разведкомандами, кто-то погиб в бою у железной дороги или еще где.

Отсюда до Тамбова верст тридцать. Дальше вести отряд было рискованно. Это дело касалось ее и только ее одной. Аглая рассеянно улыбнулась и сквозь плотное сукно тронула гранату, которую хранила в потайном кармане шинели, возле сердца.

На ночь начальница разведки остановилась на краю чащи. Она бы обошлась без отдыха, а вот конь — нет. Расседлала животное, вычистила, обтерла, укутала попоной, насыпала овса из седельной сумки. Развела костер и принялась топить снег в солдатском котелке. Настил мастерить не стала — спать не собиралась. Только еловых веток нарубила, чтоб сидеть.

Достала из седельной сумки две картофелины и краюху ржаного хлеба. Хлеб был хорош, лишь на четверть замешан на толченой коре и соломе. Бережно развернула тряпицу с крупицами соли. Соль на Тамбовщине шла по весу золота этой зимой. Запила горячей водой из мятой жестяной кружки.

Снова поставила котелок на огонь. Хорошо, что коня удалось напоить в дороге. Села боком к костру и уставилась в темноту, чтоб пламя не слепило глаза. Правительственные войска едва ли выйдут ночью на эту лесную тропу, и даже в таком случае она услышит их раньше, чем они учуют запах дыма. Да и ни к чему ей теперь было их бояться. Волки, не отличающие красных от белых и правых от виноватых, для одинокого путника представляли теперь большую опасность, чем люди; однако выстрелы их пока еще отгоняли.