Завещаю вам не скучать (СИ)

— Томаса я оставил там, — пояснил монах, похлопав меня по плечу, аккуратно высвободившись и вернувшись на своё место. — Пусть приводит в порядок архивы, он в восторге от того бардака, которым одарил нас монсеньор: там всё так запутано и нелогично, что меня это поначалу слегка испугало. Потом стало смешно. Если бы не наш славный мальчик, Аугусто, я бы давно махнул рукой на то форменное безобразие, в которое они превратили данные охотников. Да и монсеньор обещал мне редкое издание одной рукописи, за помощь. Мне пришлось договориться с братом Томасом, что он побудет там, пока я улаживаю все необходимые вопросы.

— Аугусто? — переспросила Милена.

Я незаметно от Уильяма показала ей кудряшки у лица, тем движением, которым она описывала «пуделя» в машине. Она приоткрыла рот и захлопала ресницами.

— Я так понимаю, это — один из тех дерзких охотников, что хотели вырезать мне сердце? — холодно поинтересовалась Анис.

— Этот милый мальчик даже мухи не обидит, — вступился за него Уильям.

— О да, потому что побрезгует, — пробормотала я.

— Да какое это имеет значение! Он — не охотник по натуре! Он — созерцатель и богослов! Знали бы вы, какие теологумены он рождает, если его подтолкнуть в правильном направлении!

— Надеюсь, вы не собираетесь делать армию монахов-вампиров, — ухмыльнулся Николя. — Они могли бы захватить мир.

И неторопливо съесть наши мозги маленькими чайными ложечками. Аугусто вызвался помогать мне с французским, причём предложил мне это сам, и теперь настаивал на постоянном обучении, от чего я только подрастеряла уверенность в себе: более требовательного преподавателя было трудно представить. Глаголы, которые он пытался заставить меня вызубрить, приходили ко мне во снах, диктуемые чётким напевным голосом. Любой вопрос он встречал фразой «ты, я надеюсь, уже посмотрела, что по этому поводу говорят учебник и словарь?»

— Я собираюсь огранить этот алмаз и отправить к монсеньору, тот очень нуждается в грамотных специалистах.

Я пошла в комнату за планшетом. Экран сообщал, что Бессмертный Богослов названивал мне несколько часов подряд, но я этого, конечно же, не слышала, потому что предпочитала проводить последние дни подальше от замка. Бесценный девайс со стёртыми данными о вампирах надо было вернуть. Данные, кстати, уничтожила не я, а Натан, заинтересовавшийся, с кем это я время от времени болтаю, и как-то попросту взявший чужую вещь с моего стола. Вернул он его спустя несколько часов и сообщил, что господин, так надоедавший мне звонками, лишился всей своей базы, а так же имел неосторожность принять вызов, пока мсье граф валялся с планшетом в гробу и случайно не туда нажал. Они не нашли общего языка, хотя Натан был вполне вежлив и обходителен. Я сразу же себе представила, как оба высокомерно взирают друг на друга, разделённые огромным расстоянием, один — из Ватикана, второй — из личного гроба, и пытаются подыскать тему для конструктивного диалога. Да кого я обманываю: скорее всего, никто даже не пытался. Бьюсь об заклад, был короткий обмен колкостями, возможно, со специфическим религиозными терминами и библейскими аналогиями. Кто кого заткнул за пояс, не могу даже представить, но Аугусто, которому я позвонила почти сразу, заявил, что трансляцию из склепа уже посмотрел весь отдел по работе с вампирами, и обстановка у Натана вполне уютная. Эрудиции графа тоже воздали должное, только незачем было так сердиться: подумаешь, чуть не убили сестру. Чуть-чуть — не считается.

— Уильям, верните, пожалуйста, это Аугусто, он очень просил, — сказала я, протягивая планшет монаху.

— Увы, мы увидимся нескоро. Аугусто выехал в новую командировку, — с теплотой в голосе сообщил монах. — В Париж. Монсеньор очень на этом настаивал, хотя я просил оставить его в безопасности. Мальчику, видите ли, полезно посмотреть на изучаемое вблизи. Ему предлагали Румынию, но он отказался наотрез: мол, его лицо уже успели запомнить. Кстати, я был бы тебе признателен, Анис, если бы ты за ним приглядела, раз уж ты так удачно отправляешься во Францию. Очень многообещающий юноша, я ещё сделаю из него человека, надо просто приложить немного усилий. Не хотелось бы, чтобы он попал в неприятности. Всё-таки парижская братия достаточно грубая и прямолинейная, ей не понять этих тонких душевных порывов. И попроси остальных не слишком его пугать, если будет стычка: его достаточно отодвинуть в уголок, и он незаметно просидит там до конца конфликта.

Или пролежит. Я, кстати, со временем стала совсем другого мнения об Аугусто. Мне периодически казалось, что, если его как следует разозлить, он вполне может самоотверженно броситься в бой. Примерно с таким лицом он слушал мои рассказы о том, почему я не успела написать сочинение «Париж – столица Франции». Кстати, как бы мягко и дружелюбно ни звучал голос монаха, я в нём отчётливо уловила интонацию «не сметь обижать», причём настолько явную, сильную и навязчивую, что поймала себя на желании за что-нибудь извиниться перед Аугусто.