Завещание

Абдельхамид Бенхедуга ЗАВЕЩАНИЕ

Капля за каплей стекает питательный раствор из бутыли. Сердце больного бьется чуть слышно. Один из его сыновей, сидящий рядом, считает капли, которые устремляются из бутыли по пластиковой трубке к руке больного. Врач наблюдает за кардиограммой по осциллографу. Здесь же в комнате стоит наготове дыхательный аппарат, который может понадобиться в любую минуту.

Больной смотрит на бутыль потухшим взором. Без трепета и дрожи. Он пытается улыбнуться, но судорога сводит губы больного и превращает его улыбку в бледную язвительную усмешку. Да, он еще жив каждой клеткой своего мозга, но уже не способен ни говорить, ни двигаться.

В глазах у первого сына стоят слезы. Он думает:

«Даже если раствор в бутыли кончится и не будет больше питать его тело, все равно еще не все потеряно!»

Второй сын размышляет про себя: «Он, конечно, еще поживет. Даже если останется без раствора, все равно не умрет! Он такой-всегда с презрением относился к смерти! Он не умрет!»

Третьего сына волнует завещание. Это занимает все его помыслы. «Жаль, что он не может говорить. Так и умрет, не оставив завещания!»

Четвертый сын сидит в уборной…

Пятый сын гоняется за молоденькой служанкой.

Шестой сын всхрапывает во сне. Ему снится, что Азраил, ангел смерти, пришел, чтобы унести дух отца, а вместо этого схватил душу его самого! И в своем беспокойном сне он всячески пытается отделаться от него!

Седьмой сын перебирает золотые четки, как принято у арабов…

Восьмой сын…

Сын…

Больной смотрит на бутыль. Она превращается в сверкающую люстру в университете аль-Азхар, там, где вокруг азхарского шейха собрались в круг студенты-богословы. Лицо шейха излучает проницательный ум и жизненную силу. Он начинает читать поэму, которую представил ему один из студентов (больной).

Шейх, прочитав сначала поэму про себя, начинает читать ее вслух студентам:

Я буду суров к себе,
я оставлю детей и дом,
я оставлю жену,
забыв о своей большой любви,
ведь я так ничтожен!
Оставлю вино и услады
и ночь в одиночестве встречу…
Беседу с собой поведу
о новой песне,
о новой жизни,
где горизонт сливается с берегом,
не хватая друг друга за горло,
а как роза сплетается с розой,
где ликуют хлеб и свобода
на устах молодой арабки,
и она — любовь, ставшая песней!
Я буду суров к себе,
я буду искать в лабиринтах своей совести,
в глубине своего существа,
в клетках крови своей
новую речь,
новые буквы
для новой песни,
там, где берег и горизонт
друг другу нашептывают украдкой
новое слово,
там, где хлеб и свобода беседуют тайно
о новых именах
на моей обновленной земле!

Мечтательная улыбка озарила лицо больного. Один из его сыновей заметил, что на лице отца отразилась радость. «Он не умрет, он просто смеется над нами. Он будет жить века!»

Первый сын не смотрит в лицо больного, он наблюдает за бутылью, из которой медленно вытекают капли. «Чего стоит жизнь, — думает он, — если она превратилась в наружный аппарат, а тело больше не действует?»

Больному слышится елейный голос азхарского шейха, обращенный к нему: «Ты, сын мой, никогда не будешь восковой свечой, которая дарует людям тепло и свет… Ты-электрическая свеча!» И шейх смеется, довольный своей шуткой. Он нашел Слово! «Электрическая свеча»… В аль-Азхаре все были заняты поисками Слова! Все сущее-Слово! Послания пророков- Слово! Заповеди палачей — Слово! Любовь — Слово! Он нашел Слово. «Ты — электрическая свеча: светишь, да не греешь! Ха-ха-ха…»

Студенты смеются. Во всяком случае, смех лучше урока. А студент-«поэт» не смеется. Он слушает, что говорит шейх, и думает о свече, которая не греет. «А ведь шейх прав: я суров к себе, но ведь не горю, не горю!»

Для шейха эта поэма послужила поводом, чтобы рассказать студентам такую поучительную историю: