Сесиль была агентом Генри и работала с ним уже много лет. Если она сказала, что Сидней можно отменить, значит так оно и было. Это заставило меня чувствовать себя лучше.
— Звучит как прекрасный план, Генри, — сказала я ему.
— Я не рад, что пройдут недели, пока я доберусь к тебе, — не согласился он.
— Со мной все будет в порядке, — заверила я его.
— Я знаю, милая. Но я по-прежнему не доволен.
Я ничего не сказала, потому что была рада, что он снова заговорил как Генри. Затем он перестал говорить как Генри, когда продолжил, спрашивая:
— Ладно. А теперь, кто такой Джейк?
Я открыла рот, закрыла его, снова открыла, и напомнила себе, что это Генри. Так что слова, наконец, вышли.
— Джейк и его дети очень близки бабушке. Думаю, он примерно нашего возраста, у него трое детей — двое подростков и маленький сын — и они провели много времени с бабушкой здесь, в Лавандовом Доме. Дети, и, думаю, Джейк тоже, скучают по ней и они, ну… мы устанавливаем связь, потому что мы все чувствуем то же самое. — Я снова понизила голос, когда закончила, — и это приятно, Генри. Очень приятно быть рядом с людьми, которые так заботились о бабушке.
Похоже, он услышал только часть того, что я сказала, потому что спросил:
— А связь, которую вы устанавливаете с Джейком?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты завтракала с ним сегодня утром, — напомнил он мне, и мне показалось, что я поняла, о чем он говорит. Поэтому объяснила: — Нет. Я не его, ну… тип. Он любит длинные волосы и большие… — я сделала паузу, — другие части. И он тоже не мой тип. — Последнее, как я уже начала опасаться, было ложью. Тем не менее, я продолжила. — Он владеет местным стриптиз-клубом и боксерским залом.
Голос Генри больше не был вопросительным, но дрожал от веселья, когда он спросил:
— Он владеет чем?
Я повторила.
Он свистнул прежде чем я услышала, как он расхохотался. Все еще посмеиваясь, он спросил:
— Лидия проводила время с владельцем местного джентльменского клуба?
Что-то в том, как он это сказал, заставило волосы у меня на затылке встать дыбом.
— Он груб, Генри, — тихо сказала я. — Но он очень милый, он хороший отец и очень любил бабушку. — Генри молчал. А я нет. — Он относится ко мне с заботой и добротой, и я… ну, его дочь немного запуталась, но его маленький сын довольно очаровательный. — Я глубоко вздохнула и заключила: — Хорошо, что они рядом.
— Тогда я рад, что они у тебя есть, милая. И ты получишь меня, как только я туда доберусь.
Я кивнула, хотя он не мог меня видеть, и тихо сказала:
— Буду ждать твоего приезда.
— Теперь я собираюсь отпустить тебя, но хочу, чтобы ты не забывала звонить.
— Обязательно, Генри.
— Хорошо, милая. Береги себя, и если я тебе понадоблюсь, не беспокойся о разнице во времени. Звони.
Да, Джейк ошибался насчет Генри. Я была ему не безразлична, не только как для работодателя. Вот почему я улыбалась, когда ответила:
— Обязательно.
— Хорошо, Джозефина, скоро поговорим.
— Да, Генри, спокойной ночи.
— До свидания, милая.
Мы отключились, и я сделала глоток чая, мои глаза переместились к окну, чтобы увидеть, что туман все еще скрывает вид, когда зазвонил домашний телефон. Я взяла трубку, это была Рут Флетчер, жена преподобного, и после непродолжительного (немного раздражающего, но она пыталась быть вежливой) разговора, мы договорились, что они придут в Лавандовый Дом в воскресенье вечером после вечерней службы, и я приготовлю для них ужин (а не наоборот).
Я уже направлялась к своему креслу у окна, чтобы выпить чаю, когда на столике рядом со стулом зазвонил мобильник. Я посмотрела на экран и взяла трубку.
— Амонд, — поздоровалась я.
— Красавица, какого черта?
О боже.
— Амонд, прошу, послушай. Генри просто…
— Мне плевать на Генри. Знаю, он такой. Любой мог бы снять мое дерьмо так же хорошо, как он, но ради тебя я позволил ему сделать то, что нужно. Я спрашиваю, черт возьми, о том, что ты потеряла свою бабушку и не позвонила мне?
Я моргнула, глядя в окно, и спросила:
— Прости?
— Джозефина, ты моя женщина, ты знаешь, что ты моя женщина, хотя и решила официально не быть ею. Ты также знаешь, что мне не все равно, когда дело касается тебя. Сесиль сказала, что это твой единственный живой родственник, ты крепкий орешек, ты потеряла ее, тащишь свою сладкую белую задницу в гребаный Мэн и не говоришь своему мужчине, что потеряла бабушку?
— Я… э-э…
— И Генри позволяет тебе оставаться одной в гребаном Мэне?
— У Генри была работа, — объяснила я.
— Знаю, я одна из них. Это все еще чушь собачья.
Я выпрямилась.
— Амонд, напомню тебе, что только сегодня ты не позволил ему уйти с одной из этих работ.
— Эта работа не была бы запланирована, когда речь шла о смерти твоей бабушки.
Это, как я обнаружила с глубоким, несколько раздражающим удивлением, казалось, стало темой для мужчин в моей жизни. Мужчин, добавлю я, которые я даже и не знала, что были в моей жизни.
— Тебе нужна компания? — спросил он.
— Я в порядке, — заверила я его.
— Ты уверена?
Я смягчилась и сказала:
— Да, Амонд. Я уверена. У бабушки было много друзей, и они заботятся обо мне. Я не часто бываю одна. Все прекрасно. Я обещаю.