Завещание

Любовь – роскошь для богатых, которые могут себя прокормить. Для бедных людей от нее нет никакого проку, она лишь помеха на пути к тому, что важно, тому, что действительно имеет значение: еда на столе, потребность выжить любой ценой, и почему вообще так важно выжить любой ценой? Что может быть хорошего в такой дерьмовой жизни?

Люди так непроходимо тупы, а человеческое тело и его инстинкты настолько сильны, что не лучше ли нам рождаться на свет со встроенным механизмом самоуничтожения? И если условия жизни становятся настолько невыносимыми, что уже ломают тело, то не проще ли наплевать на попытку продолжать род дальше и просто закончить свои дни в страданиях?

Несмотря на заботу и постоянную бережливость родителей, дети все равно голодали. Мать с отцом делали все, что могли, но этого было недостаточно. Сири так толком и не выросла, и если бы в те времена уже существовали медсестры из Всемирной организации здравоохранения, они были бы чрезвычайно обеспокоены кривой, отображающей динамику роста девочки, потому что та совершенно не соответствовала стандарту! Сири была маленькой, с сероватым карельским оттенком кожи, – всю жизнь ее преследовал этот грязно-коричневый цвет, пока не наступало лето и не расцеловывало щеки и кончик носа и они не становились глубокого медового оттенка, – а еще ноги-палочки и костлявые бедра, и панталоны с нее вечно сваливались. Ее худоба и маленький рост стали несчастьем не только для нее, но и для ее родителей, и, должно быть, именно поэтому мать Сири так сильно невзлюбила дочь.

Возможно, причина крылась в том, что она родилась девочкой, а потому толку от нее было меньше, чем от мальчика. А может, все дело в неотвязной мысли, что, несмотря ни на что, у них всего четверо детей, и возможно, все-таки один ребенок лишний?

Первые воспоминания Сири были связаны с болью. Обжигающие оплеухи, таскание за волосы. Да, она была живым ребенком. Совсем как ее братья. И никогда не получала ничего из того, что получали другие девочки ее возраста. Только трепку и затрещины от матери, а еще чаще – от братьев. Но никакие трепки не могли погасить свет в ее глазах.

Она была точь-в-точь как то время года, в которое она родилась, с его буйством цветов и красок, и несла радость повсюду, куда бы ни пошла. Уже с ранних лет Сири помогала по дому и постоянно при этом напевала. Мать беспрестанно шикала на нее, но ей было трудно сдержаться – звуки так и лились из нее. Она была, как и многие люди в Карелии, маленькой, но очень живой, словно настоящий жаркий день, без тучек на небе. 

* * *

Для тех, у кого нет скотины, о которой нужно заботиться, и земли, на которой нужно вкалывать, лето проходит совсем по-другому. Оно становится временем для ленивого копания в огороде, выращивания цветов и отдыха. Отдыхать, отдыхать и еще раз отдыхать – вот главный девиз большинства. Это лето стало первым для Онни и даже для Сири, пятилетнего и пятидесятипятилетней, которое они провели без работы. (Сири родила своего последнего ребенка в сорок девять. Газета «Вести Похьолы» прослышала об этом и даже хотела сделать репортаж о почти пятидесятилетней роженице, но Сири решительно отклонила их предложение).

Они проснулись поздно, без будильника, около девяти, после чего сварили себе утренний кофе. Сидя на бочке во дворе, Сири пила свой – черный с большим количеством сахара и сливок. Через распахнутое окно кухни доносились голоса радиодикторов и горько-сладкие мелодии шлягеров. Сири счастливо вздохнула и чуть прибавила громкость, когда нежный тенор проникновенно запел о глубокой тоске и о большой всеобъемлющей любви. Все закончилось тем, что она пустилась в пляс прямо там, на крылечке и, подняв Онни высоко в воздух, закружила его с восторгом пятидесятилетней женщины.

Впереди у них был целый день. Может быть, они немного пополят сорняки в огородике, а потом Онни немножко постолярничает в домике для игр или отправится гулять со своим псом по полям или пойдет ловить головастиков, а к обеду, когда они проголодаются, возьмут себе по бутерброду или карельский пирог с яйцом, маслом и салями, этой новомодной экзотикой, которую Сири обнаружила и начала покупать после развода и которая стала одним из многих новшеств в ее жизни. Солоноватый привкус колбасы удачно сочетался с жирным сливочным маслом и мягкой нежностью пирога.

А потом после обеда они выйдут в сад, будут сидеть в гамаке в тени деревьев и Сири спросит Онни, что он хочет на ужин.

Дни проплывали в ленивой дремоте. Дом в Куйваниеми был не таким большим, как тот, который они оставили в Аапаярви, и участок при нем тоже был куда меньше, зато во дворе, чистом и опрятном, царило умиротворение и спокойствие. Двор, на который никогда не ступит нога Пентти.

Сири сразу полюбила это место и по этой причине его полюбили и ее дети. Те, кто переехал вместе с ней сюда жить, и те, кто навещал ее.