― Ладно уж, сиди, глава группы, – насмешливо произнесла она и, легко поднявшись прошла в кухню.
― Теперь я соберу помощников и дам задание… то есть, поговорим о деле, о путях расследования.
― Об этом я и спрашиваю, – резко перебила его жена.
― Я думаю начать проверять брата и сестру, этих Генриха Львовича и Анну Львовну. А тот, самый опасный младший братец, ухитрился сбежать домой, в Америку. Но погоди, Артур Львович, мы и до Америки доберемся.
― Что ещё?
― Другие новости не лучше. Адвокат семейства Фридланд сбежал. Этот Бергман. И докторша этого Льва Давидовича тоже.
― Как так? А где же ты был?
― Ну, знаешь, Вера Васильевна, такого даже я не мог предусмотреть.
― Даже Я! Можно подумать!
― Смеешься?
― Плачу. Обидно. Чую здесь целый заговор.
― И я чую. Но ничего, мы их найдем. Теперь у меня есть люди и полномочия. Потрясем Генриха Львовича и Анну Львовну…
― Ты с ней поосторожнее. Она лекарь самого губернатора, то есть его семьи и… других приближенных.
― Откуда тебе известно? – подозрительно прищурился Андрей Степанович.
Вера Васильевна, не отвечая, встала, словно и не слышала вопроса, и вышла в кухню. Через пару минут Андрей Степанович, почесав затылок, проследовал за нею пить свой вечерний чай. На пороге он наткнулся на свою супругу и отшатнулся в испуге. Глаза Веры Васильевны застыли и блестели, щеки пылали, она медленно разжала сомкнутые губы и твердо и страшно произнесла:
― Мы обязаны найти его! Найти всех! Это мой долг. Долг перед отцом.
20
«Аба, аба, я не могу так жить! Я не хочу так жить!», это то, что он вам сказал? – внимательно смотрела на Арье и Номи доктор Фокс, детский психиатр в больнице Н.
― Да, это он говорил мне и не однажды.
― Вы обязаны были оповестить вашего психиатра немедленно. Часто разговоры о самоубийстве у подростков заканчиваются действием. Вы понимаете?
― Каково его состояние теперь?
― Лучше. Он ещё побудет в закрытом отделении, а потом посмотрим. Вы можете его навестить.
― Спасибо. Но когда он сможет вернуться домой? Мне его очень не хватает.
― Я вас понимаю. Это зависит от его состояния.
― Ну, хотя бы примерно.
― Примерно через пять, шесть недель.
Они встали и вместе с врачом проследовали к Шаю. Печальнее картины Арье не мог себе представить! Шай угрюмо сидел на койке, прикованной к полу. Он был в голубой больничной пижаме. Руки, ноги его были свободны, но во всей скованной застывшей фигуре и неподвижном лице ясно виделось отрицание всего вокруг, отрицание самой жизни! Апатия во взгляде и замедленная не вполне связная речь усугубляли и без того тяжелое впечатление. Арье дрожал, не зная, что сказать сыну и что вообще нужно делать. Он сам казалось, да, пожалуй, и вправду, находился в шоковом состоянии и, казалось, вот– вот упадет в обморок.
21
Пентхауз доктора Шапиро находился на двенадцатом этаже нового дома в пригороде Хайфы, городке М., района граничащего с гордком К., где проживали Номи, Арье и Шай. Благодаря высоте квартира хорошо проветривалась, так что в самую жару на балконе пентхауза было довольно приятно. Доктор Шапиро пригласил своих новых знакомых на вечер субботы. Откровенно говоря, он сделал это по просьбе раввина Эзры. Первая встреча с Арье произвела на доктора дурное впечатление. Впрочем, это было взаимно. Однако отказать молодому раввину и этим обидеть его доктор никак не желал. В салоне пентхауза собралось двенадцать человек. Семья раввина с детьми, то есть пятеро, семья Арье, трое, и семья хозяина, он сам с супругой и двое сыновей. Беседа, впрочем, завязалась интересная и живая. Начал, конечно, рабби Эзра, с морали иудаизма.
«Ищите Бога, когда можно найти Его. Призывайте Его, когда Он близко! Да оставит злодей путь свой, и человек грешный – помыслы свои, и возвратится к Богу, и помилует его Бог, и ко всевышнему Богу нашему, ибо много прощает Он.» , вещание Иешаягу, которое читают в дни постов – завершил свою проповедь молодой рабби.
― Всё, что человек делает – делает для себя! – многозначительно произнес доктор.
―Положим это так… Однако, иногда, даже очень злой человек делает добро… то есть что–то для других! – неожиданно для себя вступил в беседу Арье.
― Типичная ошибка! – с радостью воскликнул доктор Шапиро, словно только и ждал повода поспорить,– Все вот думают, что злодей человек вовсе не злой, а человек с трудною судьбою. Ну, там, тяжёлое детство, злой отчим, дурная мачеха, жестокий дом беспризорных... А ведь корень зла вовсе не в детстве, а в человеке, что в человеке! Вот где корень зла! – доктор, казалось, оседлал своего любимого конька, – Зло – оно Абсолютно! То есть, для творящего Зло – оно наслаждение! Как и для творящего добро, счастье других людей есть смысл его жизни!!!
– Ну, уж позвольте с вами не согласится! Это уж утопия. Именно...