Завещание

- И что вы думаете, Евдокия Трофимовна, относительно истории, которую я вам рассказал? - видя, что молчание затягивается, что Калинкина разбередила свою душу, и желая вернуть их беседу к основной теме, спросил Нестеров.

- Что же тут думать? Дума одна: необходимо подсобить вам. Подсобим, Михаил Иваныч. Сегодня вечером свой совнарком соберем, посоветуюсь, улыбнулась Калинкина.

- Какой совнарком? - не понял Нестеров.

- Наш, сельский: председатель сельсовета, секретарь парторганизации, председатель сельпо, секретарь комсомола. И учтите - все бабы, - вновь улыбнулась Калинкина, и опять грусть тронула ее губы. - Извините, пойду посмотрю, что там случилось.

Калинкина вышла из кабинета легкой походкой спортсменки, и в ту же минуту из-за двери донесся до Нестерова ее громкий голос:

- Ну-ка, Наталья рассказывай. И покороче, без предисловий. У меня там гость: фронтовик, полковник.

- Навсегда приехал?! - спросил звонкий женский голос.

- Так уж и нужны мы ему, - ответила Калинкина, и голоса женщин, удаляясь, смолкли.

"Ой, Евдокия Трофимовна, не надо дешево ценить себя", - подумал Нестеров, глядя на пустое кресло Калинкиной и живо воображая весь ее облик, поразивший его.

9

Ужинали у Калинкиной дома. Подавала на стол все та же тетя Груша женщина в белом платке. Были жареные караси, соленые грузди со сметаной, сохранившие с осени и цвет и запах, мед, малиновое варенье, пахучий пшеничный хлеб, нарезанный остроконечными ломтями. Нестеров попытался дотронуться до своего вещевого мешка, собираясь достать консервы, внести, как говорится, свою долю в ужин, но Калинкина замахала на него большими руками, слегка прищурив глаза, громко и резко сказала:

- И не стыдно вам, Михаил Иваныч? Или вы забыли наше русское хлебосольство?

Нестеров смущенно пробормотал:

- Ну, как знаете. От души хотел...

Калинкина, сделав вид, что не заметила смущения гостя, торопливо убежала в горницу и сейчас же вернулась с портретом мужа.

- Вот он какой был, Перевалов Иван Алексеевич, - подавая Нестерову портрет в деревянной рамке под стеклом, сказала она, не сводя глаз с Нестерова, пытаясь заметить, какое впечатление произведет на него Перевалов.

- Славный молодчага! Кудрявый. И, видать, голубоглазый был, - сказал Нестеров, про себя подумав: "До тебя, Евдокиюшка, далеко ему, как до неба".

- А все ж таки, Михал Ваныч, Дуня во много раз красивше его. И тогда, а хоть бы и теперь, - гремя посудой, проговорила женщина в белом платке.

- Будет тебе, тетя Груша, конфузить-то меня! - беззлобно воскликнула Калинкина, мимолетно взглянула на Нестерова и чуть склонила голову, как бы в ожидании его слов.

- Согласен с вами, согласен. Хорош Перевалов, а... Евдокия Трофимовна... - Нестеров примолк, помычал, выпалил: - Слов нет, как хороша!..

Калинкина зарделась, глаза ее запылали, строгое лицо вдруг сделалось счастливым и ласковым. Она старалась сдержать улыбку и не смогла. Вся пылая от горячей волны, которая опалила ее, она соединила свои широкие ладони, растопырила пальцы и уткнулась в них лицом.

Нестеров не ожидал, что его слова вызовут в ней такой сильный отзвук. "Отвыкла здесь, в тайге, среди баб, от мужских похвал", - отметил про себя Нестеров и, желая помочь Калинкиной скорее вернуться в прежнее состояние, спросил:

- А вашего портрета, Евдокия Трофимовна, нет? Того же, разумеется, времени?

- Есть, Михал Ваныч, есть. Вот уж где раскрасавица-то, - вместо Калинкиной ответила тетя Груша и пошла в горницу.

- Весь альбом принеси, тетя Груша, - вдогонку ей сказала Калинкина и отняла руки от раскрасневшегося лица, ставшего совсем юным, девичьим.

Пока ужинали, не спеша пролистали весь альбом. Калинкина изредка лишь поясняла:

- Это я после окончания школы... А это на первом курсе... А это на третьем... Тут я на соревнованиях по плаванию... А это наша группа после получения дипломов... И вот мы с Ваней... Вскоре после моего приезда в Пихтовку... Ну а портрет... за неделю до свадьбы... Разве я тогда знала, что так все обернется?

Громкий голос Калинкиной впервые дрогнул, в огромных глазах показались слезы, и она с трудом сдержалась, чтобы не разрыдаться. Этот необычный вечер, этот разговор с малознакомым человеком размягчили ее душу, отодвинули куда-то вдаль все заботы, которые поглощали и время и силы без всякого остатка и к концу дня сваливали ее с ног для короткого и безмятежного сна.

Когда ужин был закончен, альбом просмотрен, а посуда со стола собрана и перемыта, Калинкина сказала:

- Значит, так, Михаил Иваныч: ложитесь спать. Кровать в горнице. У меня еще дел полно в конторе: во второй бригаде два мешка семян украли, не то свои, не то приезжий прихватил. Появимся мы с тетей Грушей утром. Не вставайте рано. Вам спешить некуда... Дверь я захлопну, но она открывается отсюда. Ключ у нас есть.