Завещание бессмертного

 - Борода, на десять лет… — прищурился Эвбулид, припоминая пожилого ремесленника, который отправился торговать глиняной посудой в соседнюю Аркадию, да так и не вернулся домой.

 - Скажи, а он раньше не был горшечником?

 - Нет! — улыбнулась Домиция. — В своих Афинах он не умел ничего, это у нас, в Сицилии, научился, пожалуй, всем ремеслам на свете!

 - А отец его случайно не судья?

 - Да что ты? Разве позволил бы судья, чтобы его сына с позором выгнали из родного города?

— Так твой Афиней изгнанник?!..

— Ну да!

 - И когда его изгнали из Афин?

 - Лет пять, может, шесть назад… Он не любил говорить со мной об этом.

 - За что его изгнали?

 - Кажется, он укрыл чужого раба. Но почему ты спрашиваешь об этом? Ты что, действительно знал моего Афинея? Да?! Я же вижу! Почему ты молчишь?!

«Потому что это может быть только Фемистокл! — чуть было не сорвалось с языка Эвбулида, но он тут же остановил себя: — Нет, это невозможно — она говорит, десять лет разница, а Фемистокл всегда выглядел моложе своих лет! Впрочем, если он пробыл пять или даже три года в рабстве…»

 - Скажи, — обратился он к Домиции, — а он не рассказывал тебе о своих друзьях в Афинах? Ведь должны же были у него остаться там знакомые или родственники!

 - Только один близкий друг, — подумав, ответила девушка. — Афиней помог ему жениться на своей соседке, и я сильно ревновала его, когда он вспоминал об этом, потому что он всегда говорил о ней с такой теплотой…

 - Имя! — перебивая ее, вскочил с места Эвбулид. — Как его настоящее имя?

 - А разве я не сказала? Фемистокл…

 - О боги!

 - Так ты все–таки знал его!

 - Мне ли не знать своего лучшего друга! — опускаясь на пол, засмеялся Эвбулид и, поражаясь такому странному стечению обстоятельств, покачал головой: — Скажу тебе больше: перед тобою никто иной, как тот самый его друг, о котором ты только что говорила!

 - О, Минерва! Так ты — Эвталит?!

 - Эвбулид, — поправил, смеясь, грек.

 - Прости, но у вас, греков, такие трудные имена!

 - Конечно, — горько усмехнулся Эвбулид. — Афиней куда проще!

 - И тебя тоже изгнали из Афин?

 - Нет, я сам…

Эвбулид снова набросился на мясо с сочными листьями папоротника. Давясь, стал рассказывать, как он уважал и любил Фемистокла, как часто вспоминал о нем в последнее время.

 - Подожди меня, я сейчас! — в конце концов, не выдержала Домиция и, всхлипывая, выбежала из эргастула.

Пошатываясь от слабости, Эвбулид прошел за ней следом, вышел в незакрытый дверной проем, всей грудью вдохнул свежий воздух сада и прислонился спиной к деревянным доскам своей тюрьмы.

Так он стоял, глядя на высокие звезды, от которых теперь его не отделяло ничто, кроме колышащихся ветвей деревьев, пока снова не послышались торопливые шаги Домиции.

 - Ты с ума сошел! — ужаснулась римлянка, видя пленника на свободе. — Вдруг тебя кто–нибудь увидит!

 - А тебя? — слабо улыбнулся ей в ответ Эвбулид.

 Домиция помогла ему войти в эргастул и принялась деловито складывать на пол принесенные миски.

 - Вот сыр, мед, мясо с лепешкой, настой из трав, — перечислила она и попросила: — Только ты говори, говори мне о нем!..

 - Хорошо! — улыбнулся Эвбулид. — Но сначала скажи, который сегодня день?

 -Майские иды, — ответила Домиция. — По–вашему: первый день Таргелиона.

10. Засада

И на следующую ночь, и в течение еще нескольких ночей, заменяя пустые миски на новые, наполненные мясом, фруктами, рыбой, овощами, приходила в эргастул Домиция.

Эвбулид заметно окреп, повеселел, мысли о скорой смерти оставили его.

Смеясь, он рассказывал Домиции о проделках эфебов, зачинщиком которых частенько оказывался неистощимый на веселые выдумки Фемистокл.

Римлянка слушала, как юноши проигрывали в кости последний хитон, отправляясь домой в одежде Амура, как заставляли почтенных афинян изображать из себя петухов, добиваясь, чтобы они кукарекали и махали руками, словно крыльями. Ужасалась. Потом сама рассказывала, как тяжело жилось другу Эвбулида в Сицилии.

Эвбулид вздыхал, жалел Фемистокла и, как мог, успокаивал Домицию.

На одиннадцатый день шаги послышались задолго до заката. Эвбулид обрадовано рванулся к двери, но тут же остановился.

Судя по звукам, шли два человека. И делали они это, совершенно не таясь.

 - Еще не завонял! — сказал грубый мужской голос, и другой, хриплый, равнодушно заметил:

— Тем лучше. Все приятнее будет тащить его. Открывай!

— Дверь пронзительно заскрипела, и Эвбулид зажмурился от ударившего в глаза яркого света.

 - Смотри! Живой… — раздался с порога удивленный голос.

 - Что же теперь нам делать?

 - Может, крюком по голове? А то, что скажем Филагру?

 - Что теперь он может посылать на работы еще одного раба! — усмехнулся Эвбулид, подслеповато глядя на двух рабов — могильщиков с длинными крючьями в руках, которыми они обычно оттаскивали тела умерших рабов на свалку за имением.

— Смотри — он еще разговаривает! — воскликнул долговязый раб с тупым лицом.

— И улыбается… — со страхом подтвердил его коренастый напарник.

 - Но человек не может жить целый месяц без воды!

 - И без пищи!..

 - Не иначе, как тут замешаны злые боги! — попятился долговязый.

— Скорее к Филагру, пусть сам с ним разбирается…