Завещание бессмертного

Лад долго молча правил мулами, шевеля губами, словно решая важный для себя вопрос, и перед тем, как остановить повозку около нужной лавки, весомо сказал успевшему задремать Эвбулиду:

— Конечно, во многом нам еще далеко до вас, эллинов. Но и вам, эллинам, тоже далеко до нас!

6. «Сюда бы твои миллионы!»

«О боги, хоть вы вразумите меня, подскажите, что делать? — взывал Демарх, не видя и не слыша, как обступившие Постума заговорщики засыпают его вопросами о Риме. — Я знаю, что Эвдем — негодяй, знаю с того самого дня, как побывал в его подвалах. И все мои сегодняшние мысли о благодарности к нему за спасение порождены лишь одним: страхом!»

Он даже не заметил, как улеглись страсти вокруг Постума, и на середину мастерской вышел Прот.

— Да что это, в конце концов, с тобою сегодня? — зашипел Кабир, выводя Демарха из оцепенения.

— Нет–нет, ничего! — поспешно ответил тот, видя, что взоры всех заговорщиков устремлены на смуглого человека, приехавшего из Сицилии.

— Может, сходим после собрания в харчевню, развеемся? Как раз вчера один эллин дал мне целую горсть монет за то, что я подвез его вещи к алтарю Зевса!

Демарх отрицательно покачал головой и, забывая про Эвдема, во все глаза стал смотреть на человека, жившего в царстве рабов, о котором вот уже несколько лет только и разговоров было среди бедноты Пергама.

Какими только слухами и невероятными подробностями не обрастали события в Сицилии!

Говорили, что Евн огромного роста, чуть ли не в десять локтей, с тремя глазами, один из которых он постоянно держит закрытым, потому что может прожечь им человека

насквозь.

Что его полководцы, едва освободившись от рабства, наголову разбили опытных, испытанных в боях с испанцами, эллинами, сирийцами римских преторов.

Что Евн держит в своей спальне живую Астарту, с которой советуется, прежде чем приступить к важному делу. Кого слушать? Кому верить? И вот теперь появилась редкостная возможность узнать всю правду из первых уст.

Сам же Прот, почувствовав себя в центре внимания, обратился ко всем с приветствием ленивым, не терпящим возражений тоном, приобретенным им в то счастливое время, когда он был одним из богатейших жителей Тавромения.

— Да хранят вас, уважаемые, все подземные и небесные боги! — важно сказал он, кланяясь одному лишь Аристонику. — Я пришел сюда, чтобы поведать вам, какая опасность нависла над Пергамом.

— Да это мы и сами знаем! — зашумели вокруг. — Ты нам лучше про Сицилию расскажи! Как там Тавромений — держится?

— Не знаю! — ответил Прот. — Я был последним человеком, который вышел живым из этого города. Но я…

— А что Евн?.. — снова прервали его.

— Это правда, что он из жалкого раба превратился в настоящего базилевса?

— Правда! — утвердительно кивнул Прот. — Но я пришел, чтобы сказать, что мой господин Луций Пропорций…

— Что нам твой Пропорций? — еще громче зашумели заговорщики. — Хватит с нас и без него всех этих Сулъпициев, Маниев и всяких Гаев, что наводнили Пергам!

 - Ты нам про Евна! Про Евна давай!..

 Окончательно сбитый с толку Прот оглянулся на Артемидора, ища поддержки, и тот, ободряюще улыбнувшись ему, посоветовал:

— Расскажи им все по порядку!

— Ну, хорошо… — пожал плечами Прот, обвел глазами скульптурную мастерскую, повсюду ловя на себе жадные взгляды, и начал свою бесхитростную историю.

Притихшие заговорщики, затаив дыхание, слушали, как он попал на остров восставших рабов, как, улучив первый удобный момент, отправился на поиски несметных сокровищ Тита Максима.

— И нашел?! — вскочил со своего места Кабир, поедая глазами рассказчика.

— Нашел… — с горечью усмехнулся Прот, вспоминая, как слуги Серапиона вносили во дворец и ставили перед троном обитые бронзой ящики, в которых было золото, серебро, драгоценные камни…

— Нам бы сюда эти миллионы! — воскликнул Кабир. На него зашикали, но он горячо воскликнул: — Представляете, сколько на них можно было бы купить оружия?! Да что оружие – целую наемную армию!

Дождавшись тишины, Прот стал говорить, как, по совету эллина Фемистокла, он перехитрил Евна, взяв с него царское слово и клятву Астарте. Демарх даже вздрогнул — так были созвучны эти слова с его мыслями об Эвдеме.