Завещание фараона (СИ)

Финикийцы — известные торгаши. Ради денег они готовы на всё. Поэтому многие и презирали их — как хитрый, лживый и продажный народ.

Начальник разъезда взвесил кошелёк на ладони — и махнул одному из своих солдат:

— Спешиться!

С любезной улыбкой командир предложил освободившегося скакуна девушке.

Дивный конь! Золотисто-буланый, поджарый, изящно гарцующий.

Агниппа вскочила в седло и подъехала к Мена.

Всё это не заняло и минуты.

Патруль, преследовавший беглецов, тем временем доскакал до пограничного разъезда, и оба отряда приблизились к финикийцам. Похоже, они просто собирались арестовать Мена и Агниппу, но командир «детей ветра» преградил им дорогу.

— Эй, приятель, куда едешь? Здесь уже Финикия!

— А ну, с дороги! Ты способствуешь бегству важных государственных преступников. Я требую их выдать правосудию! — не смутился начальник патруля — высокий седеющий человек с горделивой осанкой.

Финикиец — поджарый и смуглый, с живыми и острыми карими глазами — оглянулся на свой отряд, примерно на треть превосходящий оба египетских — и по губам его скользнула насмешливая улыбка.

— Вздор. Может, в Египте они и преступники, но в Финикии они ничего не сделали, они — честные люди… — он, ничуть не смущаясь, любовно поглаживал кошельки, данные Агниппой, которые успел спрятать за поясной ремень.

— Мерзавец! — уже не сдерживаясь, возмущённо рявкнул египтянин. Он тоже понимал, что соотношение сил не в его пользу. — Где же твоя честь?! Ты их пустил только потому, что они дали тебе взятку!

Финикиец откровенно расхохотался, запрокинув голову.

— Моя честь? Вот как? Моя честь! Ишь, какой благородный. А чем мне семью кормить прикажешь? Жену, детей? Честью? Проваливай, если ничего умнее не придумал. А то ведь, неровен час, решу, что вы этакой вооружённой толпой незаконно границу хотите пересечь. Обрати внимание — людей у меня больше…

— Я пожалуюсь царице!

Финикиец сделал большие глаза.

— Да хоть самому вашему богу Амону! — великодушно разрешил он.

Египтянин задыхался от возмущения и бессилия что-либо сделать.

— И тебя не пугает гнев владык Египта?.. — растерянно спросил он. — Если мы объявим Финикии войну… Что ты запоёшь, когда Египет двинет на вас свои колесницы?

Финикиец зевнул — и усмехнулся.

— Ну да, вот прямо к самой царице отсюда и побежишь… — Он снова зевнул. — Выше сотника не пойдёшь. И самое большее, что он сделает — это накажет тебя за нерасторопность и халатность. А даже если вдруг ваши владыки и решат поиграть в солдатиков, то это дело царя, а не моё.

— Как не твоё?.. — египетский воин решительно не понимал логику своего противника, словно тот был из другого мира. — Если тебя не волнует благополучие твой страны, твоей родины… то… у тебя же, ты сам сказал, есть семья, есть дети. Кто их будет кормить, когда ты уйдёшь воевать? Кто спасёт их от рабства, а твою жену и от позора, когда ваш город возьмут?.. А ты говоришь…

— Я говорю, — нетерпеливо перебил его речь финикиец, — что на войне драться будут только идиоты вроде тебя. Умные люди вместе с семьями вовремя смоются за границу — в Грецию, например. Вот так-то, мой недалёкий благородный друг.

Египтянин молчал, глядя в наглое лицо финикийского командира. На скулах его ходили желваки. Всё, что было в Та-Кем свято, всё, чем жили и дышали воины фараона и солнцеподобной — всё разбивалось о торгашескую логику этого презренного человека. Объяснять ему что-либо, взывать к совести, к воинской чести…

Бессмысленно. «Умного» финикийца этим не прошибить.

И взяться бы за оружие, но…

Во-первых — чужая страна. Что ни говори, но незаконное вооруженное вторжение чревато.

И пусть бы! В конце концов, победителей не судят…

Только вот выйти победителем шансов немного.

И это — во-вторых. Он и его люди в меньшинстве.

Египтянин вздохнул. Что-что, а дураком он не был. И хотя единственный оставшийся выход немыслимо претил его душе, но иного воин не видел.

— Хорошо, — примирительно произнес он. — Ладно. Забудем споры. Не надо нам ни войны, ни драки… Сколько этот мальчишка тебе заплатил?.. Я заплачу вдвое больше. Выдай мне их.

На лице финикийца впервые отразилось колебание.

Египтянин обернулся на свой отряд.

— Скинемся, ребята? — обратился он сразу ко всем. — Ради чести египетских воинов!

Раздался нестройный хор согласных голосов, и все дружно закивали, выражая одобрение. Египтянин вновь, уже увереннее, повернулся к финикийцу.

— Втрое больше! — с улыбкой объявил он.

Спор закончился полной победой солдат Та-Кем, но Агниппа и Мена, получив коня, во время этой перепалки незаметно отъехали в сторону — и теперь были уже далеко за горизонтом. Финикийский командир обнаружил это, только когда обернулся, чтобы выдать «нарушителей границы» — и лишь философски развёл руками.

Гонять свой отряд по степи, разыскивая беглецов, он отнюдь не собирался. Всё равно у египтян не хватит денег, чтобы оплатить труды всех его ребят. А они своё время и силы ради чужих за просто так тратить не станут. Ещё и начальству сообщат. А он…

Он-то уж точно ничего не потерял. А умный человек должен знать, когда вовремя остановиться.

[1] Каласирис — род платья.