Завещание фараона

Через несколько секунд дверь приоткрылась, вновь выпустив в ночь полоску света, и в щель выглянула обворожительная девушка с золотисто-рыжими волосами, заплетенными в длинные толстые косы. Черные озорные глаза, огромные, обрамленные пушистыми изогнутыми ресницами — словно у самой Нюкты, богини ночи, — весело и изумленно уставились на юношу.

— Гости? У нас?! Кто же?..

Голос такой звонкий и веселый… Девушка походила на весенний ветерок в горах.

— А почему ты так удивилась? — отчего-то рассердился старик. — У нас! Разве мы чем-то отличаемся от других? Ну, не держи гостя на пороге, приготовь комнату.

— Она чистая! — обиделась девушка, и головка исчезла.

— Входи, странник, — пригласил Мена.

Но Атрид стоял, как громом пораженный.

Она!

Девушка с площади!

Что делать?

«Боги! Какой позор! — неслись в голове царя мысли. — Она узнает меня! Агниппа… «Огненная кобылица». Имечко вполне под стать! Впрочем… Сейчас она совсем не похожа на ту гордячку с площади. Взгляд такой озорной и лукавый… И приветливый. Должно быть, она мила и добра, хоть и с причудами. Может, если я ее попрошу, она и смолчит? Заодно узнаю, отчего она так сегодня поступила. Почему не поклонилась? Чего хотела? Думаю, мне даже повезло. Олимпийцы послали мне ответы на все сегодняшние вопросы. Отлично, хватит стоять столбом. Вперед!»

И царь, решительно поднявшись по ступенькам крыльца, вошел в дом.

Он оказался в маленькой и уютной комнате с чисто выбеленными стенами и потолком. Свет очага рыжим пятном танцевал на гладких досках пола, освещая крепкий дубовый стол, стоящий посреди комнаты, и резную скамью под окном, вдоль правой стены, покрытую козьими шкурами. Над очагом висели аккуратные полочки с простой глиняной посудой — мисками и кружками. У дальней стены стоял длинный и широкий сундук, тоже покрытый шкурой — хранилище вещей и одновременно постель, как понял царь. Скорее всего, здесь спал старик.

Что совершенно потрясло Агамемнона, так это стоящие за очагом искусно раскрашенные статуэтки — изображения египетских богов.

Слева молодой человек заметил вход в другую комнату, прикрытый легкими белыми занавесками. Что интересно — из драгоценного полупрозрачного египетского льна.

Там находилась святая святых — комната Агниппы, а сквозь занавески просматривался и проход дальше — вероятно, на кухню.

Агниппа, то бледнея, то краснея, стояла у стола, опираясь на его край руками, лицом к двери, и с настороженным любопытством, внимательно, смотрела на гостя. Длинные косы, мерцая золотом в свете очага, струились вдоль ее стройной фигуры в белом гиматии, перехваченном простым кожаным поясом, черные глаза блестели — в этот момент девушка была как никогда хороша! В ней сейчас ничего не напоминало ту «гордячку на площади», и Атрид невольно залюбовался ею. Его восхищенный взгляд встретился с ее напряженным взглядом, и царь внезапно понял, что она всей душой хочет обрадоваться гостю, назадавать кучу вопросов… но что-то ее останавливает.

Нахмурившись, Агниппа на шаг отошла от стола, все так же пристально всматриваясь в Агамемнона, и задумчиво покачала головой:

— Где-то я тебя видела.

Атрид внутренне похолодел, но попытался спасти положение, улыбнувшись как можно непринужденнее и небрежно обронив:

— Мне многие говорили, что им кажется, будто они встречали меня раньше. Что ж… Наверное, внешность у меня такая! — он с шутливым сокрушением развел руками.

Видимо, его попытка удалась. Напряжение в черных глазах девушки растаяло, а старик облегченно вздохнул и с его лица исчезли все следы суровости и настороженности. Сразу стало видно, что это очень добрый человек.

— Вспомнила! — хлопнула себя по лбу Агниппа и, весело сверкнув глазами, пленительно улыбнулась. — Ты похож на нашего царя! Только не очень.

Мена фыркнул, сдерживая смех, а Агамемнон от такого заявления онемел.

— А чем же я отличаюсь?.. — прежде чем он успел прикусить язык, вырвалось у него.

И сам невольно рассмеялся, таким дурацким показался ему собственный вопрос.

— Ну-у… — протянула девушка, вся искрясь озорством. — Ты… Он… Он такой весь из себя горделивый, важный… А ты — простой парень. Нос, похоже, не задираешь, в отличие от него. И… — она вдруг немного смутилась, опустила голову. — И ты не снисходительный. — Голос ее стал серьезен. — Мне кажется, ты добр и никому не причинишь боль намеренно. А снисходительность всегда унижает человека и всегда причиняет боль! — Глаза девушки гневно сверкнули. — А Агамемнон о-очень снисходительный! — Губы ее изогнулись в презрительной, саркастической усмешке, девушка вызывающе вскинула голову, вся натянутая, как струна лиры — и Атрид вновь увидел ее такой, как на площади, только теперь ее порыв выглядел более оправданным, более разумным и благородным.