Над морем сгустилась ночь, и Мена приказал зажечь факелы на мачте и вдоль бортов. Сам он не спал, стоя на носу в трепещущем свете фонаря, и вглядывался в темный простор.
Судя по созвездиям, было около двух часов пополуночи, когда он разглядел впереди огни греческого флота — триеры шли не спеша, ровным походным строем, направляясь в Элладу.
Возглавлял их царский корабль.
Мена велел подать сигнал остановки для важного сообщения — и триера Агамемнона встала с его триерой бок о бок. Перекинули трап — и вскоре советник вошел в каюту властелина Эллады.
Тут горели светильники: царь еще не спал. На столе была разложена карта Эолии: видимо, Агамемнон что-то обдумывал, но, увидев вошедшего Мена, побледнел и резко поднялся.
— Ты вернулся? Что случилось? — напряженно спросил он.
— Сядь, о царь, — хмуро сказал Мена. — Я с дурными вестями.
Не ходя вокруг да около, египтянин рассказал о произошедшем.
Атрид не просто побледнел, он стал настолько белым, что Мена подумал, не крикнуть ли врача.
Советник молча поднялся и налил воды из кувшина, стоявшего на шкафчике у изголовья постели, в золотой бокал.
Протянул Агамемнону.
Тот просто не заметил. Он смотрел перед собой, и пальцы его все сильней сжимали край столешницы.
Он тоже все понял.
Понял, что ему не суждено больше встретить на земле любимой женщины.
Но человеческое сердце упрямо. В самых безнадежных ситуациях оно способно обманывать себя, утешаясь огоньком призрачной надежды.
«Быть может, еще не все потеряно!» — сам себе сказал Атрид, и это вернуло ему силы.
Он вскочил с безумно вспыхнувшими глазами.
— Мена! Я поворачиваю флот! Мы должны их догнать!
Мена поставил кубок обратно на шкафчик.
— О царь…
— Должны!..
— Атрид… Они выигрывают слишком много времени. Послушай…
— Нет!.. — Агамемнон начал расхаживать туда-сюда по каюте. — Молчи. Не смей мне возражать. — Руки его дрожали.
— Но…
— Я ничего не хочу слышать!
— Агик… Ты же сам все прекрасно…
— Понимаю, да? Нет, не понимаю! Я не желаю понимать, что всего месяца два назад я еще мог видеть ее, говорить с ней, ласкать… а теперь она погибнет?! Разве у нее нет мужа, который может защитить ее? Клянусь всеми богами Олимпа, что…
— Царь! — повысил голос Мена, перебивая Атрида. — Не смей! Не смей давать богам клятв, которые невозможно исполнить. Лучше послушай меня!
— Я…
— Послушай, в конце концов!.. — уже по-настоящему рявкнул египтянин. — Прекрати истерику. Будь мужчиной и посмотри правде в глаза. Мы не сможем догнать их, даже если все твои люди умрут за веслами. Похитители выигрывают слишком много времени. Агниппы не спасти! Ты лишь себя подвергнешь опасности. Нефертити злопамятна и мстительна. Она прекрасно помнит, как ты обошелся с ее послами. Но если мы продолжим идти походным строем, явимся к устью Нила со свежими силами и устроим морскую блокаду Дельты, мы сможем выдвигать требования!
Агамемнон криво усмехнулся.
— И что мы сможем требовать? Египет слишком могущественная держава, у которой много путей сообщения с другими странами по суше, чтобы что-то можно было диктовать фараонам с помощью блокады Дельты. Я повеселю Нефертити, о да.
Мена вздохнул.
— Пошли послов в Ниневию. Ассирийцы с удовольствием помогут тебе, перекрыв пути караванов к Вратам Египта.
Атрид наклонился к старику, опершись ладонями о стол.
— Время! Ты понимаешь, Мена, время! Наша задача не сокрушить Египет, боги с ним! Наша задача — вернуть Агниппу живой!.. А пока мы ведем переговоры о военном союзе с ассирийцами против египтян, ее сто раз принесут в жертву! Или просто придушат в каземате. Мне страшно подумать, что еще может прийти в голову ее сестре…
Мена смотрел на царя и понимал, что тот все равно поступит по-своему. В глазах Агамемнона застыла боль — и безумная надежда на чудо. С теплотой и грустью советник осознал, что этот влюбленный побежит за своей милой куда угодно, хоть на жертвенный алтарь Осириса.
Атрид сжал губы и упрямо продолжил:
— Все-таки я еду за ней! Но ты прав, — он вздохнул, — мы не догоним финикийцев. Нет смысла мучить людей, загоняя их на веслах… и привлекать к себе внимание. Я оставляю свой флот и плыву на одном корабле.
— Ты… — расширились от изумления глаза Мена.
— Я попытаюсь тайно похитить Агниппу у Нефертити прямо в Египте.
— Ты рискуешь, Атрид! Ты, надежда и опора Эллады, — ты чудовищно рискуешь…
Агамемнон прикрыл глаза.
— Я не могу иначе.
— Но…
— Мена, я все понимаю, ты говоришь как советник, но ты же ее отец! — вскричал Атрид. — Вспомни об этом! Разве я могу допустить, чтобы Агниппа, это чудо средь женщин, вот так просто погибла — без всякого сопротивления с моей стороны? Как мне после этого жить? — Он вздохнул. — Ты едешь со мной, Мена?
— Разумеется, мой мальчик, — тихо и ласково ответил старый египтянин, не умея скрыть ни боли, ни сострадания.
Через пятнадцать минут, дав знак остальному флоту следовать дальше, царская триера сделала крутой поворот и, разрезая своим острым носом волны, устремилась на юг — через все Великое море, к далекой египетской Дельте…