Завещание фараона

Все шло именно так, как предсказывал Мена. Через два дня безумной гонки их триера, никого не догнав, бросила якорь в Пер-Амуне — ближайшем порту Египта.

Атрид выбрал из команды десять храбрейших и вернейших воинов — и верхом отправился в золотые Фивы, надеясь по дороге догнать похитителей и освободить свою жену. Мена ехал с ними.

Увы, осторожные расспросы в порту перед отправкой в глубь страны не помогли: в Пер-Амуне за последние дни бросило якорь несколько финикийских кораблей, но все они принадлежали давно известным здесь торговцам, разгрузка товаров велась у всех на виду, и никто ничего подозрительного не заметил.

Мена поостерегся расспрашивать подробнее, чтобы не привлекать к себе внимания. В любом случае либо похитители Агниппы прибыли в другой порт Египта, либо…

Либо те, кто хоть что-то знает, держат язык за зубами.

Как бы там ни было, Агниппу вряд ли стали бы оставлять в местной тюрьме.

Итак, отряд Агамемнона отправился в путь, а Мена служил проводником.

Снова видит он вечера над Нилом с их легкой мглистой дымкой, снова вдыхает нежные и трепетные ароматы лотоса, цветущего на темных водах, снова чувствует жар беспощадного солнца пустынь на своей коже и смотрит в бледное, раскаленное египетское небо. Снова тревога в его душе, снова скрывается и он, и его спутники, а Фивы неумолимо приближаются — и вся страна говорит о великом жертвоприношении…

Атрид словно потерял усталость. Он готов был скакать день и ночь напролет и задавал отряду бешеный темп[2] — и все царю казалось, что они едут слишком медленно. Выехав из Пер-Амуна на закате, они скакали всю ночь и все утро, сделав лишь пару коротких привалов, чтобы поесть и напоить лошадей. Когда же Ра во всей силе явил свою полуденную ярость, Атрид, взяв себя в руки, позволил людям разбить лагерь в каком-то придорожном оазисе, чтобы переждать самый смертоносный зной.

И стоило часа через четыре жаре понемногу пойти на спад, как царь снова поднял своих немного поспавших и отдохнувших воинов в дорогу.

И вновь — закат, пара коротких привалов в ночи… и на рассвете всадники увидели возносящийся в небо пик Та Дехент, у подножия которого дремал Город Мертвых, а немного погодя — и блистающие на восходящем солнце золотые стены Фив стовратных, что отражались в сияющем зеркале нильских вод.

Атрид приказал своим людям ждать его в одном из небольших оазисов, в изобилии растущих вокруг столицы, а сам с Мена отправился в город за сведениями.

Ворота только-только открывали, но перед ними уже собралась шумная толпа жаждавших войти — мелкие торговцы, окрестные крестьяне, парочка зашторенных паланкинов в сопровождении нескольких охранников… Вся эта публика, выстроившись в очередь, потекла на досмотр.

Агамемнон и его спутник влились в человеческий поток.

Стражники — смуглые воины в льняных схенти и бело-синих платках-клафтах, вооруженные копьями — цепкими оценивающими взглядами окинули странную пару: чужеземца и египтянина. В ответ на вопрос, кто они такие, Мена сказал, что он — скромный чиновник в отставке, долгое время жил на чужбине и сейчас решил вернуться в родное поместье. С ним приехал его молодой друг из-за моря, который желает восхититься величием города фараонов.

Стражник понимающе покивал и разрешил проезжать.

— Уважаемый, — рискнул осведомиться Мена, — да позволено мне будет спросить… Я, право слово, действительно давно не был на родине… Вижу, на стенах флаги, а на окнах домов цветы лотоса и ленты. Ниут готовят к Празднику Долины[3]? Но разве процессия Амона не должна по всем срокам прибыть в город лишь через несколько дней?

Солдат помрачнел и сплюнул в пыль.

— Если бы!.. В этом году Праздник Долины вообще отменили. Фараон говорит, не нужно славить Амона и Мут… Божественному виднее, конечно, — хмуро добавил он, спохватившись. И не удержался: — Только все равно неправильно это!

Происходи это при других обстоятельствах, Мена расспросил бы подробнее про такой странный приказ, но сейчас его волновало другое.

— Тогда что же собираются праздновать?

Служивый поморщился.

— На главную площадь ступайте, там объявят. Скоро уже…

И отвернулся. У него и в самом деле было много работы.

Спутники последовали его совету и смешались с нарядной разношерстной толпой, текущей по улицам и переулкам к главной площади.

— Мы должны аккуратно выспросить всё что возможно о том, где держат Агниппу, — негромко, склонившись со своего седла к самому уху Мена, по-гречески сказал Атрид. — Где лучше всего этим заняться?

— Для начала потолкаемся на базаре, — столь же тихо ответил египтянин. — Послушаем разговоры. Потом, когда придет время пересменки у стражи, заглянем в одну из забегаловок возле казарм… Может, кого и подпоим да разговорим. Доверься мне, сынок. Я боялся, что ее сразу повезут в Абидос, в храм Осириса, и мы не успеем, но, хвала богам, в Абидосе, когда мы сегодня ночью проезжали мимо, ни к какому жертвоприношению не готовились — иначе жрецы исполняли бы гимны и мы издалека увидели бы свет и услышали песнопения. Значит, Агниппа пока тут, у Нефертити. И у нас есть время.