Завещание императора

— То есть ты видел этого человека в Ктесифоне? — уточнил Адриан, уже понимая, что это означает, но все еще до конца не веря. Потому что подобного он никак не мог предугадать.

— Ну конечно… — радостно закивал Калидром. — Он не только приглашался на обед, но и затем — на возлияния и всегда располагался на полу возле самого изголовья царского ложа, а точнее, возле золотой ножки в виде львиной лапы. У него обширные лавки в Селевкии на Тигре, где торгуют шелком и пряностями, инжиром и финиками… Он — единственный, кого приглашали на возлияния царя царей и кто не принадлежал к знати.

— Пакор более не правит Ктесифоном… — проблеял Каллист и глянул уже не заискивающе, а зло. — Хосров ныне царь царей…

— Но ты смертельно не хочешь, чтобы римляне дошли до Селевкии и Ктесифона[74],— вкрадчиво проговорил Адриан. — Особенно до любезной твоему сердцу Селевкии…

— О, сиятельный… — простонал Каллист. — В чем провинились несчастные торговцы… Мы всего лишь привозим для Рима шелк и пряности… О, боги, боги… Селевкия всегда была дружна с Римом… — Он примолк, не ведая, что еще добавить.

— Зенон, — обернулся Адриан к вольноотпущеннику, — мы ошиблись. Совсем не те люди стоят за этим похищением.

Вольноотпущенник понимающе прикрыл глаза, затем наклонился к самому уху господина и спросил, но спросил достаточно громко, так, что услышал Каллист:

— Позвать палача?

Адриан помолчал, прищурился. От этого взгляда у Каллиста окончательно отнялись ноги, и он растянулся на мозаичном полу перистиля.

— Господин… Сиятельный… — лепетал он немеющим языком. — Ты хочешь допросить этого раба… Калидрома…

— Нет, Каллист, я хочу допросить тебя.

Глава VII ВСЕ НЕ ТАК…

Осень — зима 866 года от основания Рима

Провинция Сирия

На другое утро рано на рассвете выехал из Антиохии посланец, вез он написанное тайнописью послание Афранию Декстру. Гонец был снабжен подорожной с приказом скакать день и ночь, дабы доставить письмо в Эфес, — Адриан полагал, что именно там сейчас находится центурион фрументариев — вместе с императором Траяном и его свитой.

Каллиста, приговоренного к смерти, распяли тем же утром. Впрочем, к кресту его пригвождали уже мертвым — так истерзал палач тело несчастного.

Далее всё затихло.

Каждый день Адриан навещал Приска. Раненого наместник приказал разместить в одной из лучших комнат дворца с широким окном, в которое вливался свежий воздух — вещь совершенно необходимая для больного. А чтобы прохладный ветер не беспокоил, окно затянули шелком — той самой тканью, что привезли во дворец из дома Каллиста, чье имущество было конфисковано в пользу казны.

Гермоген изготовил самые замечательные мази для ожогов, но все равно пришлось на правой ноге ампутировать все пальцы, кроме большого, — так они были изуродованы пытками. Стопу же Гермоген сумел сохранить. Сохранились и пальцы на руках, только ногти с них сошли и принялись отрастать корявыми и кривыми. Восемь дней больной был без сознания и только на девятые сутки пришел в себя. Об этом тут же донесли Адриану, и он заглянул к больному.

Приск выглядел отвратительно. Лихорадка истрепала его за несколько дней так, что из мужчины во цвете сил превратила в старика — с запавшими щеками и сероватой щетиной на щеках. Волосы больному обрили — чтобы не путались колтунами во время долгой болезни, и теперь они отрастали частью черными, а частью — уже седыми.

— М-да… мы с тобой неудачно повеселились в Дафнийской роще… — заметил Адриан, пытаясь хорошей шуткой взбодрить больного.

— Кориолла… — прошептал Приск. Кажется, все это время, пока он метался в бреду, только эта мысль его и занимала. — Что с нею… и с детьми?

— Она в Италии.

— Этот человек… боксер… у него был браслет. Ее браслет.

— Давай поговорим о тебе.

— Нет писем… столько времени нет писем… Пошли почтаря. Немедленно.

Далее разговора не получилось — явился Гермоген и потребовал, чтобы наместник немедленно ушел, потому как больной еще слишком слаб, и лихорадка может вернуться.

— Я уже послал почтаря. Ответ скоро будет, — сообщил Адриан уже в дверях.

Он так и не понял — услышал его Приск или нет.

Глава VIII ИЗДЕВКА ФОРТУНЫ…

Осень — зима 866 года от основания Рима

Италия

Кориолла проснулась от стука — будто хлопнула дверь. Потом дуновение воздуха, странный скребущий звук. Вскрик. Опять кто-то рядом — задевает плечо — вновь хлопает дверь.

И где-то рядом — только снаружи — крик ребенка.

А потом визг няньки, заглушающий всё.

Кориолла вскочила. Ледяной ужас залил ее мгновенно — как вода пустой сосуд.

Она ринулась вон из комнатки, где они ночевали, на галерею гостиницы — там висела на бронзовом крюке масляная лампа. Схватила, вернулась, осветила комнату. Флорис, только что проснувшись, беспомощно и испуганно озиралась. Нянька сидела, зажав рот рукой.

Мевии не было. Но главное — не было Гая…

Рука, держащая лампу, дрожала, прыгала вверх-вниз…

Почти механически Кориолла повесила лампу на крюк, шагнула к няньке…

— Где он? — прохрипела.