Завещание Императора

— Ах, вы, вероятно, имеете в виду нашего дорогого друга полковника Шварцкопфа? — перебил его атташе. — Увы, мой дорогой лейтенант, вы и тут, к моему величайшему сожалению, заблуждаетесь. Не далее как четверть часа назад мне принесли скорбную весть. Покуда вы тут изволили отдыхать и принимать ванну, полковник Отто-Иоахим Шварцкопф (тоже, кстати, из ефрейторов) умер от обильной кровопотери. Оказывается, та шальная пуля задела аорту. Удивительно, что он вообще сумел преодолеть весь путь, не скончавшись по дороге. — С едва уловимой иронией он добавил: – Вот что значит чувство долга перед кайзером.

В кабинете повисла напряженная тишина, в которой теперь отчетливо слышалось тиканье стенных часов. Мгновения чьей жизни они на сей раз отмеряли?

Валленрод, не спускавший с лейтенанта проницательного взгляда, кажется, разгадал его мысли и спросил:

— "Но он-то еще жив!" – об этом, я так полагаю, думаете вы, глядя на меня?

— Не лишено здравого смысла, — вынужден был согласиться фон Штраубе. — Вы живы, сей факт очевиден, и это, по-моему, разрушает выстроенную вами концепцию, смысла которой я, впрочем, пока не могу уловить.

— Во-первых – пока что жив, всего лишь пока что, мой друг! Всегда в таких случаях добавляю. Ибо нет в мире ничего более переменчивого, нежели это "пока что", если речь идет о таком почти невесомом пустяке, как человеческая жизнь, тут уж вы поверьте моему богатому опыту. Ну, а во-вторых – заметьте, лейтенант, я ведь и не пытаюсь извлечь из вас какую бы то ни было информацию. Если бы захотел, то, не сомневайтесь, изыскал бы необходимые средства ее из вас вытащить, таких средств, причем абсолютно действенных, у нашей службы существует превеликое множество. Однако, хоть я и далеко не трус (вы, надеюсь, поверите), но здоровый инстинкт самосохранения все же присутствует и во мне, он не однажды выручал меня в самых пиковых ситуациях, поэтому и на сей раз, хоть и слабо, но надеюсь… Кстати, вы, должно быть, голодны? Перейдем же, поэтому, к столу и продолжим наш разговор за трапезой. Ввиду его особости, как-нибудь обойдемся, я полагаю, без лакеев.

После того, как пересели к накрытому столу и генерал-майор, сам разлив вино, без тоста пригубил из своего бокала, фон Штраубе первым нарушил тишину.

— И все-таки, ваше превосходительство… — тоже пригубливая, сказал он,

…и вдруг, сказав это, отметил, как необычно быстро смеркается за окнами. По его представлению о времени, еще не настал и полдень (побег они совершили до больничного завтрака, то есть никак не позже девяти часов утра), а в кабинете сделалось уже совсем темно.

Снова почудилось, что кричат где-то за окнами: "Звезда! Звезда!" Впрочем, голубое только что небо и впрямь было усыпано звездами.

И еще: "Квирл, квирл!" – верещал невесть откуда взявшийся в зимнем Петербурге неутомимый сверчок.

На миг появившийся безмолвный, высоченный лакей зажег электричество, задев при этом головой низ люстры. Тронутые им хрустальные подвески отозвались перезвоном: "Квирл, квирл!" – "Квирл, квирл!"

Заливший комнату свет тотчас отсек проступившее звездами небо.

А может быть, вовсе и не "Звезда!" там, за окном, кричали. Может быть, там кричали…

Глава 20 Без названия

Баден-Баден

Великой герцогине E.-V.

[74]

Мой милый, мой единственный друг!

Движимый раскаянием за то, что воспоследует скоро, начну, тем не менее, с ответов на Ваши вопросы, реестр которых, начертанный Вашим драгоценным для меня игольчатым почерком, держу перед глазами. Итак…

1) Да, все обстоит именно таким образом: письмо, спустя сто лет полученное нашим Государем от императора Павла, бесследно исчезло в огне.

2) Никто из хранителей Тайной Канцелярии (я нашел возможность с пристрастием их расспросить) не имеет ни малейшего понятия о его содержании.

3) Государь хранит по сему поводу безмолвие и печален.

4) Мнения российских ученых по сему поводу разноречивы и сбивчивы.