Посреди комнаты на полу стоял громоздкий металлический ящик. "Уж не свадебный ли подарок?" – подумал я.
– Завещание каменного века, – сказал Итгол с довольною улыбкой. – Мне удалось похитить контейнер. Попробуйте сами разобраться, что здесь к чему. Я должен уйти.
Он явно был чем-то озабочен, куда-то спешил. Я вверен, будь у него чуточку свободного времени, он помог бы мне, подсказал бы, что я должен делать с этим контейнером
Оставшись один, я заперся, чтобы случайно не нагрянула Либзе. Внутри металлического ящика лежали документы, сброшюрованные в объемистый том. Оттиски сделаны на тонких и гибких пластинках из непрозрачной синтетики. Прочность у них была чудовищная. Язык, на котором составлены документы, не знаком мне. Еще там находилась небольшая гладкостенная капсула. Ощупывая ее, я случайно надавил потайной клапан, и она раскрылась. Упакованный в ячею, оклеенную мягким защитным слоем, лежал странный прибор. Он состоял из проволочного колпака и ремней. Точнее, не ремней, а голубоватых лент, внутри которых просвечивали гибкие металлически сверкающие нити.
Помимо колпака, в капсуле лежали полупрозрачные кремово-желтые пластины, составленные из множества пустотелых шестигранников – будто пчелиные соты. В щель между стенками вложен белый листок, похожий на пригласительный билет. Я развернул его – едва не вскрикнул.
"Инструкция", – прочитал я знакомое слово.
Здесь же был и пояснительный рисунок-схема: человек в странном облачении, похоже, в том самом проволочном..колпаке, который лежал в капсуле. Колпак напялен на голову, голубые ленты-постромки притягивали к затылку комплект ячеистых пластин.
Я прочитал инструкцию:
"Гибкий шлем из оплетки (№ 1) надеть на голову. Хомутик (№ 2) застегнуть на груди, В двуклии ный штепсель (№ 3) на ферродиске (№ 4) поместить рожки кондуктора (№ 5) и нажать пуск (№ 6).
Никаких пояснений, зачем это нужно, не было.
Я примерил колпак и сбрую, застегнул хомутик, поместил рожки кондуктора в двуклинный штепсель на ферродиске, и – будь что будет! – надавил пуск.
Со мною решительно ничего не произошло. В ушах раздавалось потрескивание и тихие размеренные щелчки. Стены комнагы, где я сидел, заволоклись туманом.
…Туман понемногу рассеялся – выступили очертания других стен, длинного стола, колонн. Я одновременно и поразился этому, и считал, что так и должно быть. Мелкие заклепки на выходном люке-двери были до чертиков знакомы мне, хоть я никогда не мог видеть их прежде.
Я даже знал, что увижу, если обернусь назад.
Оглянулся, и в самом деле увидел именно то, что ожидал: висящий в воздухе диск, изрешеченный пустотами – в них вспыхивали и гасли разноцветные огни, и ссутуленную спину человека. Более того, я знал: этот человек угнетен и подавлен. Обычно он никогда не сутулился.
"Кто он? – поразился я. – Почему его спина и затылок так знакомы и родны мне? Я впервые вижу его".
Но тут же изнутри пришел ответ:
"Это мой дядя Виктор – старший мантенераик на астероиде "Карст".
"Что за чушь? Какой еще астероид?"
"Обыкновенный – станция обслуживания ЛИНЕЙ, главная пристань ШЛЮПОВ".
Я мельком глянул в зеркало и нисколько не удивился, увидав вместо себя мальчишку, остриженного наголо, в точно таком же проволочном колпаке, какой напялен на мне. Мне даже казалось – я и есть тот мальчишка. У него было смышленое лицо и не детские печальные глаза. Он нисколько не походил на меня, каким я был в его возрасте.
"Я – это я, а не ОН, – мысленно произнес я чужим мальчишеским фальцетом. – ОН там, в ящике".
В воображении возник металлический ящик – тот самый, в котором на Земтере обнаружили МОЙ ТРУП; но ящик виделся мне совсем не во льдах и не на Земтере, а в тесном холодильнике-каюте, освещенной голубовато-льдистым светом. И это был cовсе не МОЙ, не мальчишкин, труп, а ЕГО.
Ощущения и мысли все время путались, я не мог разобраться: кто же я на самом деле и чей труп находится в ящике?
Немного спустя я полностью вжился в чужой образ – стал сознавать себя мальчишкой.
Я шагал длинным коридором. Две линии плафонов тянулись вдоль обеих стен, синеватый свет рассеивался в нагретом воздухе. У меня была определенная цель, я знал, куда иду.
Изредка мне еще удавалось разделять навязанный мне чужой внутренний мир и свой: я замечал, что походка у меня чужая, несвойственная мне, и привычка вскидывать голову слегка набок, когда нужно посмотреть вдаль – тоже не моя.
Я вошел в кабину гравитационного канала, не глядя, достал из бокового гнезда широкий, скользяще мягкий пояс и застегнул его на себе.
Сквозь узорчатую решетку защитного барьера видно жерло канала, нацеленное вглубь, словно колодезный сруб. Вернее, направленное и ввысь и вглубь одновременно: едва я нацепил пояс, у меня потерялось чувство вертикальной ориентировки – не понять, где верх, где низ. Шаблоны кольцевых пережимов на стыках гравитационной трубы многократно повторялись, как взаимное отражение двух зеркал.